— Сама подумай, куда я тебя впущу? Тут двушка! Впятером жить, что ли?
Голос Лены был натянутым, как цирковой канат. Если надавить ещё сильнее — самообладание лопнет, и наружу польётся что-то дикое, жгучее и, возможно, нецензурное.
Марина сидела на самом краю кухонного стула, сложив руки на коленях. В другой комнате её шестилетняя дочь занималась раскраской, иногда пытаясь завести разговор с двоюродными сёстрами.
Те отвечали односложно и старались держаться подальше. Ощущали настрой матери.
— Лена, я же не чужая. Ну уживёмся как-нибудь, — тихо сказала Марина. — Раньше я бы даже не заикнулась. Но сейчас… Я вообще думала, что ты сама предложишь.
— Предложу? Ты думаешь, я тут как сыр в масле катаюсь? — Лена повернулась к ней, скрестив руки на груди. — У меня двое детей. Уроки, кружки, игрушки по всей квартире. Тут негде повернуться. И ты с Алисой. Ну куда?
Они уже не впервые говорили об этом. Просто раньше Марина всё терпела, стеснялась, не хотела мешать. После развода съехала на съёмную квартиру, подрабатывала вечерами, таскалась по cудам из-за алиментов. Марина до последнего надеялась на помощь и понимание, пока мать не отказала ей: у неё появился новый «друг», который теперь жил вместе с ней.
Сбережения таяли на глазах. Осталась только одна крыша на горизонте. Бабушкина квартира, в которой хозяйничала Лена.
— Но я же имею право находиться здесь, — напомнила Марина, потихоньку съезжая на юридичеcкие рельсы вместо семейных. — Мы по зaвещанию её поделили. Поровну.
— Ну и что? — Лена пожала плечами. — Я сюда раньше пришла. Когда я заселилась с детьми, ты с мужем на море каталась. А я в это время обои тут переклеивала и сантехнику меняла.
Марина молча сглотнула. Да, каталась. Тогда всё казалось стабильным.
Четыре года назад мама попросила её уступить бедной сестре. Марина хотела как можно быстрее решить имущественный вопрос: выставить квартиру на продажу и отложить свою часть на банковский счёт. Может, купить машину, чтобы было проще с дочерью. Лене досталась бы её часть. Всё честно.
Но планы пришлось изменить.
— Потерпи чуть-чуть, — уговаривала мать. — Лене некуда идти. Пусть поживёт там. Ты же в браке, у тебя всё хорошо. Куда тебе спешить? А она с двумя девчонками, еле концы с концами сводит. Потом всё решите. Никуда эта квартира не убежит.
Марина не стала упираться. Уже тогда было ясно, что ничего хорошего ждать не стоит, но женщине казалось: всё как-то наладится. Может, Лена подкопит и захочет взять ипотеку. Может, встретит мужчину и переедет к нему.
— Ты же её сестра. Ты же должна понимать её, — упрекала мать каждый раз, когда Марина задевала тему недвижимости. — Попробуй влезть в её шкуру.
И она влезла.
Теперь она сама жила в съёмной однушке, выкладывала за неё половину зарплаты и считала каждую тысячу. А Лена сидела в собственной, как она считала, квартире и ещё имела наглость говорить про терпение.
Похоже, сестра считала, что разница в одну дочь ставит её на пьедестал. Выше был разве что Эверест.
— Ну хорошо. Тогда давай продадим квартиру и поделим деньги. Я уже не тяну аренду. Ты что-нибудь в ипoтеку возьмёшь. Или снимешь, если пока не готова, — предложила Марина.
Лена поджала губы, возмущённо вскинула брови и фыркнула.
— Продадим? Сейчас? А ты потом куда? На улицу? С ребёнком? Мать тебя не примет, это я знаю. Поползёшь обратно к мужу? Или будешь жить на его подачки по пять тысяч?
Марина откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Она не хотела ссориться. Никогда. Но слова Лены были хуже пощёчины.
— Я же к тебе не ругаться пришла, — почти прошептала она. — Я пришла, потому что мне реально тяжело. Потому что я понимала тебя все эти годы, а теперь мне нужно твоё понимание. Потому что я плачу налоги за квартиру, которой владею только на бумаге.
Лена встала и с грохотом швырнула тарелку с остатками пюре в раковину.
— Ну, смотри сама. Ты, конечно, можешь перебраться сюда. Но я сразу говорю: покоя тебе тут не будет. Дети мои привыкли, что у каждого есть своё место, отдельная комната. Тут и так вечно кто-то болеет, кто-то кричит. Нам тесно. Очень. А жить в нервяке — оно тебе надо?
Марина ничего не ответила. Ей надо было подумать. Она поднялась, позвала Алису и пошла к выходу.
Уже в коридоре дочь надела ботинки, а потом тихо спросила:
— Мы же не будем тут жить, да?
Марина сама не знала, но надеялась, что это ненадолго.
Зато она поняла кое-что другое. Просить бесполезно. Нужно действовать и брать без спроса, иначе чьи-то дети будут жить на всём готовом, а её дочери придётся ютиться по чужим углам и голодать.
С этого всё и началось.
— Ты офигела? Я всё равно не дам тебе жить здесь!
Лена срывалась на истерику. В двери красовалась причина её возмущений: новенький замок. Марина пришла сюда, пока никого не было, вместе с рукастым знакомым, согласившимся помочь ей.
Даже сейчас она поступала по совести: взяла себе комнату поменьше. Большую оставила Лене с двумя племянницами. Но её благородство, конечно, никто не оценил.
— Не дашь жить — буду сдавать. Мне деньги нужны, — спокойно ответила Марина.
Прошло три дня с того самого разговора. Теперь она больше не собиралась ничего обсуждать. У неё был ключ от квартиры. Он полагался ей по закону. Как и комната в двушке.
Марина уведомила Лену заранее. Спокойно, без угроз. Просто написала, что вечером им нужно будет поговорить. Марина не стала уточнять, что приедет она ещё днём, с вещами и с замком для двери. И не просто поговорить, а расставить точки.
— Сдавать?! Ты хочешь притащить в мою квартиру чужих людей?! — Лена возмущённо махнула руками. — Ты вообще в своём уме? У меня тут девочки живут! Маленькие!
— В нашу квартиру, — поправила её Марина. — Половина моя. Я четыре года терпела, больше не могу. У тебя свои трудности, у меня теперь свои. Только почему-то ты садишься мне на шею, а свои вопросы я должна решать в одиночку.
Лена поморщилась так, будто её заставляли есть лимон.
— Мы ж договаривались, — глухо напомнила она.
— Не мы, а ты с мамой. Меня вы практически поставили перед фактом. Я просто была тогда замужем и промолчала. Но теперь всё. Лафа закончилась.
— Если ты не съедешь, я сама свою комнату сдам кому-нибудь. Да так, чтобы сюда въехали толпой. Раз я тут жить не смогу, то и ты тоже.
Марина поджала губы. Если утром она ещё думала о том, что пожалеет сестру, попытается как-то договориться, то сейчас приняла окончательное решение.
— Смотри сюда. Вот письмо, — Марина достала из сумки лист бумаги. — Предложение выкупа. Официальное. Такое же я отправлю по почте. У тебя есть месяц, чтобы выкупить мою долю. Потом я могу продать её кому угодно.
Лена взяла письмо так, будто оно могло ужалить. Теперь в её взгляде были не только обида, испуг и злость, но и растерянность. Однако неуверенность быстро испарилась, и сестра порвала бумагу на две части. После этого она отвернулась и пошла на кухню. Видимо, ругаться больше не было сил. Или слов.
Марина зашла в свою комнату. Замок тихо щёлкнул. Казалось, на место встал не только он, но и её жизнь.
Прошёл месяц. Лена на письмо так и не ответила. Ни письменно, ни устно. Просто перестала здороваться, когда они случайно встречались в коридоре или на кухне. Громко слушала музыку до полуночи. Подговаривала своих девчонок, чтобы они обижали Алису, отнимали игрушки и рвали раскраски. Перетащила почти всю посуду в свою комнату, объясняя это тем, что она покупала эти кастрюли и сковородки.
При этом — настойчиво смотрела мимо, будто Марина была не родной сестрой, а cудебным приcтавом.
Похоже, Лена надеялась, что сестра передумает. Надеялась надавить молчанкой, обидой. Или просто не верила, что Марина пойдёт на этот шаг.
Но срок истёк, и Марина выставила свою долю на продажу. Цену поставила низкую, зная, что охотников на доли со скандальными соседками маловато. Покупателем оказался мужчина лет сорока по имени Семён. Тихий, интеллигентный, с кожаной папкой под мышкой. Не боевой, но непрошибаемо спокойный. Точно не из тех, кого легко выжить угрозами и капризами.
— Этот, если что, ещё и сам твою сестру выживет. Спокойно, без шума, просто через cуд, — пошутил знакомый риелтор перед их встречей.
Когда до Лены наконец дошло, что половина квартиры теперь принадлежит чужому человеку, начался aд. Сначала полетели бесконечные звонки. Потом — голосовые сообщения. Потом снова звонки, но уже с левых номеров.
Марина сначала упрямо не брала трубку, но на следующее утро случайно спросонья приняла вызов. Испугалась, что Алиса проснётся.
— Ты мне больше не сестра! Пустила левого мужика к родным племянницам! Ты вообще головой думаешь?! Как нам теперь жить здесь?
— А ты мне сестра? Ты выгоняла меня на улицу, — спокойно возразила Марина. — Может, я тебе больше и не сестра. Зато и не терпила.
После этого позвонила мама.
— Ну зачем ты так, Маринка? — начала она без приветствия. — У Лены ж дети. А этот мужик перекуп. Продаст долю табору какому, и что потом делать? Нельзя так с семьёй…
— Мам, в мою дверь постучалась беда. Я ждала помощи. Не дождалась. Теперь я сама себе опора.
Марина понимала, что ничего хорошего больше не услышит, и положила трубку.
Теперь они жили в съёмной однушке на окраине. Скромно. Зато тут было чисто, спокойно и никто не шипел: «Ты тут жить не будешь».
Сумма с продажи доли преобразовалась во вклад в банке. Не огромный, но для неё — ощутимый. Марина смотрела правде в глаза: она не смогла бы тянуть ипoтеку. Зато проценты частично покрывали аренду. А главное — ей не приходилось унижаться, выпрашивая то, что и так принадлежит ей.
Она заварила чай, открыла ноутбук и принялась просматривать объявления в тишине. Уже не о квартирах, а о работе. Может, у неё всё ещё не было своего личного угла, но здесь её ребёнка никто не обижал. Телефон был выключен: раз семья не услышала её, значит, теперь она для них вне зоны действия сети.
