— Ты в пятый раз за неделю к этим бездомным едешь, — я отхлебнул кофе, просматривая утреннюю аналитику на планшете. — Они, наверное, там уже тебя святой считают.
Алина застыла с пакетами в руках. На её лице мелькнула та самая улыбка — сдержанная, с затаённой обидой, которую я научился различать за годы брака.
— Игорь, это люди с непростыми судьбами, а не какие-то маргиналы.
— Разумеется, — я отмахнулся, не отрываясь от биржевых сводок. — И у каждого, конечно, драматическая история о том, как жизнь несправедлива.
Солнце заливало нашу дизайнерскую кухню, подчёркивая безупречность интерьера. Жизнь определённо удалась — я мог с гордостью констатировать это каждое утро.
— Среди них немало образованных людей, — Алина методично складывала контейнеры с едой в объёмную сумку. — Бывшие учителя, инженеры, музыканты…
— И никто из этих гениев не сообразил, как не оказаться на улице? — я иронично приподнял бровь. — Удивительно.
Алина на мгновение замерла, словно собираясь возразить, но передумала. Вместо этого она легко коснулась губами моей щеки и забрала со стола ключи от машины.
— Вернусь к обеду. Не жди.
Дверь закрылась почти неслышно. Я остался один и вдруг ощутил странную пустоту. Не раздражение, как обычно, а что-то похожее на… тоску?
Я отодвинул планшет. За окном кружились осенние листья. Семнадцать лет назад, в такой же промозглый осенний день, моя мать не вернулась домой.
Мне тогда было тоже семнадцать. Я помнил весь этот кошмар — отец сначала бесился, потом рвал на себе волосы, а затем просто сдался. «Ушла к другому», — отвечал он на расспросы.
А я помнил её — тёплые руки, мягкую улыбку и аромат её духов с нотками жасмина.
Повинуясь внезапному импульсу, я схватил ключи и вышел. Дорога до приюта заняла пятнадцать минут.
Неприглядное здание выглядело бы заброшенным, если бы не очередь людей у входа. Я остановился на противоположной стороне улицы и наблюдал из машины.
Алина раздавала пакеты с едой, уделяя внимание каждому. В своём кашемировом пальто и с дизайнерской сумкой она казалась пришельцем из другого мира среди этих потрёпанных фигур.
Опустив стекло, я впустил холодный воздух. Горло внезапно сдавило от нахлынувшего воспоминания.
«Игореша, надень шарф, на улице промозгло», — голос матери всплыл из глубины памяти, такой отчётливый, словно она стояла за плечом.
Я стиснул руль. Зачем я сюда приехал? Убедиться, что благотворительность жены — всего лишь прихоть обеспеченной женщины?
В этот момент к Алине приблизилась женщина, которой я не видел в очереди раньше. Она двигалась неуверенно, словно преодолевая боль с каждым шагом. В её походке мелькнуло что-то неуловимо знакомое.
Я машинально подался вперёд.
Женщина подняла голову, принимая пакет из рук Алины, и солнце осветило её лицо. Истощённое, с глубокими морщинами и запавшими глазами.
Но не это заставило меня резко распахнуть дверь. На её лбу справа виднелось отчётливое родимое пятно в форме полумесяца.
Точно такое же, как у моей матери.
Ноги будто налились свинцом, но я всё же вышел и двинулся через дорогу. Алина заметила меня и удивлённо приподняла брови. Женщина повернулась в мою сторону.
Наши взгляды встретились — и в её глазах не промелькнуло ни тени узнавания, только настороженность и бесконечная усталость.
— Игорь? — Алина растерянно смотрела на меня. — Что ты здесь делаешь?
Слова застряли в горле. Я молча указал на лоб женщины, а затем на свой. Алина проследила за моим жестом, и её глаза расширились.
— Извините, — обратилась она к женщине, — как вас зовут?
— Мария, — голос звучал надтреснуто, совершенно не похожий на тот, что хранила моя память. — Мне нужно идти.
Она попыталась отойти, но я сделал шаг вперёд.
— Мария… фамилия?
Женщина замялась, прижимая к груди пакет с едой.
— Не помню, — в её взгляде промелькнула тревога. — Многое стёрлось.
Алина бросила на меня вопрошающий взгляд. Я лихорадочно извлёк телефон, дрожащими пальцами пролистал галерею до самого конца и нашёл старую фотографию. Единственную, которую сохранил.
— Посмотрите, — я протянул телефон. — Узнаёте?
На фото была моя мать — красивая, с открытой улыбкой и тем же родимым пятном на лбу. Рядом стоял я, семнадцатилетний, нескладный, с нелепой причёской.
Женщина долго вглядывалась в экран. Её руки едва заметно дрогнули.
— Я… не уверена, — она подняла на меня растерянный взгляд. — Возможно. У меня была травма головы. Врачи говорили — амнезия.
Что-то оборвалось внутри. Дыхание перехватило.
— Когда это произошло? — мой голос звучал чужим.
— Много лет назад, — она пожала плечами. — Очнулась в больнице. Не помнила ни имени, ни прошлого. Только имя «Мария» крутилось в голове.
Алина крепко стиснула мой локоть.
— Игорь, сколько лет назад исчезла твоя мама?
— Семнадцать, — машинально ответил я, не отрывая взгляда от женщины. — Но она… это не может быть она. Моя мать была другой.
Но эти глаза… Большие, зелёные, только сейчас потухшие. И родимое пятно — абсолютно идентичное.
— У вас были дети? — выдавил я.
Женщина вздрогнула. По её лицу пробежала тень боли.
— Кажется… да. Мальчик. Иногда вижу его во сне, но имя ускользает. Врачи предполагали, что это могут быть фантазии. Я пыталась искать, но… — она беспомощно развела руками.
Алина отлучилась и вернулась с водой.
— Давайте присядем, — она указала на скамью у входа в приют.
Женщина неуверенно опустилась на край. Я сел напротив, не решаясь приблизиться.
— Мою мать звали Мария Королева, — произнёс я. — Она исчезла семнадцать лет назад. Просто не вернулась домой. Полиция искала, но…
— Королева? — женщина вздрогнула. — Это… звучит знакомо.
— А его вы узнаёте? — я показал ей фото отца, молодого, улыбающегося. — Этого человека?
Она долго всматривалась в экран, а потом её глаза наполнились влагой.
— Алексей? — прошептала она. — Это имя… оно всплыло. Алексей.
Моего отца звали Алексей.
Приют для бездомных остался позади. Дорога размывалась перед глазами, пока я механически выруливал по знакомому маршруту.
Алина молчала рядом. На заднем сиденье, свернувшись под пледом, тихо посапывала женщина, в чертах которой я с каждой минутой узнавал всё больше от мамы, словно кто-то постепенно восстанавливал стёртый портрет.
— Держишься? — Алина коснулась моего запястья, её пальцы были тёплыми, якорем в штормящей реальности.
Я покачал головой. Внутри бушевал ураган — надежда, страх, злость, растерянность.
— Как такое возможно? Семнадцать лет… Где она была всё это время?
Алина сильнее сжала моё плечо.
— Нужно поговорить с врачами. Если у неё действительно амнезия после травмы…
— А если это просто сходство? — перебил я. — Совпадение?
— Родимое пятно, имя, она узнала имя твоего отца, — Алина покачала головой. — Слишком много совпадений.
Я взглянул в зеркало заднего вида. Женщина спала, её лицо разгладилось, и теперь я отчётливее видел знакомые черты. Высокие скулы, линия носа, даже складка между бровями — всё это было от моей матери.
— Куда мы едем? — спросил я.
— В больницу, разумеется, — Алина удивлённо посмотрела на меня. — Ей нужен осмотр. Необходимо разобраться.
Я кивнул, сжимая руль. Мысль о том, что эта женщина — действительно моя мать, и что я все эти годы жил, не предпринимая попыток её найти, жгла изнутри.
— Спасибо, — выдавил я. — За то, что помогала бездомным. За то, что ты… такая. Я был не прав.
Алина промолчала, только крепче сжала мою руку.
В больнице нас встретили с подозрением. Пришлось разворачивать целую дипломатическую миссию — объяснять, доказывать, убеждать медперсонал, что мы не аферисты, решившие нажиться на бездомной.
Я выкладывал документы, показывал старые фотографии, Алина включила всё своё обаяние.
После бюрократической осады её наконец осмотрели и взяли необходимые пробы.
В коридоре нас перехватил заведующий отделением — высокий мужчина с серебристой шевелюрой и внимательными глазами за тонкой оправой очков.
— Знаете, — он говорил негромко, но с той особой врачебной уверенностью, которая успокаивает, — ваш случай не так уникален, как может показаться. Ретроградная амнезия — частый спутник травм головы.
Память становится как разбитое зеркало — человек видит лишь отдельные фрагменты прошлого, не понимая общей картины. Иногда осколки начинают складываться, но это требует времени и правильных триггеров.
— Что нам делать? — спросил я.
— Если вы действительно предполагаете родство, есть однозначный способ проверить, — врач посмотрел поверх очков. — ДНК-тест.
Через час у нас взяли образцы. Нас предупредили, что результаты будут готовы через несколько дней.
— Поедем к отцу, — решил я, когда мы вышли из больницы. — Он должен её увидеть.
Алина возразила:
— Может, стоит дождаться результатов? Вдруг это совпадение, и мы даём ложную надежду…
— Я чувствую, что это она, — перебил я. — Отец поймёт.
Отец жил в загородном доме, куда переехал после того, как я приобрёл собственное жильё. Он так и не женился повторно, хотя прошло столько лет.
Когда мы подъехали, у меня задрожали руки. Я помог женщине выйти из машины, и она с интересом осмотрелась.
— Красивое место, — произнесла она.
Мы поднялись на крыльцо, я позвонил. Шаги отца были тяжёлыми, размеренными. Когда дверь открылась, он удивлённо взглянул на нас:
— Игорь? Что-то случилось?
А потом отец увидел её — и словно наткнулся на невидимую стену. Кровь отхлынула от его лица, пальцы судорожно вцепились в дверной косяк.
— Маша… — имя слетело с его губ едва слышно, как выдох. — Господи, неужели это ты?
В гостиной повисло странное напряжение — то невесомое, звенящее состояние, когда реальность и сон перестают различаться.
Женщина забилась в угол кресла, как испуганная птица. Отец сидел напротив, не решаясь приблизиться, словно она могла раствориться от неосторожного движения. Алина тихо поставила чашки на стол и отступила, понимая святость момента.
— А у тебя, Лёша, морщинки появились, — вдруг произнесла женщина голосом, который я узнал мгновенно — так говорила со мной только мама. — И виски побелели. Но глаза… они совсем не изменились.
Отец судорожно вздохнул:
— Ты… помнишь меня?
— Не всё, — она покачала головой. — Отдельные фрагменты. Когда я тебя увидела, словно открылась дверь в прошлое.
Я сидел неподвижно, боясь нарушить хрупкий момент. Женщина — моя мать — медленно оглядела комнату, а затем её взгляд остановился на мне.
— А ты изменился, — сказала она с улыбкой. — Мой мальчик.
Горло перехватило, я не мог произнести ни слова.
— Где ты была все эти годы? — спросил отец. — Что произошло?
Она потёрла висок, морщась от напряжения.
— Помню только обрывки. Кажется, я ехала куда-то… случилась авария. Потом больница. Я не помнила своей личности, своего прошлого. Документов при мне не нашли.
Меня стали называть Марией, потому что я повторяла это имя.
— Мы искали тебя, — глухо произнёс отец. — Полиция, частные детективы… Потом нам сказали, что нужно принять потерю.
— Я жила в разных местах, — продолжала она. — Работала, где удавалось. Но без документов, без прошлого… Это невероятно трудно. Последние годы стало совсем тяжело.
Я не выдержал и опустился на колени рядом с её креслом.
— Мама, — это слово, не произносимое семнадцать лет, обожгло губы. — Ты вернулась.
Она осторожно коснулась моей щеки:
— Игорь, мой Игорёк. Я не всё помню, но… я чувствую. Ты мой сын.
Алина тихо плакала в стороне. Отец сидел неподвижно, словно боясь разрушить мираж.
— Ты останешься с нами, — твёрдо заявил отец. — Никаких больше приютов.
Мать — теперь я не сомневался, что это она — осторожно улыбнулась.
— Не хочу быть обузой.
— Ты никогда не будешь обузой, — я сжал её руку. — Никогда.
В тот вечер мы долго разговаривали. Отец достал фотоальбомы, и с каждым снимком к матери возвращались новые фрагменты памяти. Моменты прошлого складывались в единую картину.
— Я помню этот день, — она указала на фото с пикника. — Игорь упал с велосипеда и разбил коленку.
— Ты помнишь, — прошептал я, сдерживая эмоции.
Через несколько дней результаты ДНК-теста подтвердили очевидное: женщина действительно была моей матерью, Марией Королевой. Но нам это уже было не нужно.
Медики не давали гарантий полного восстановления памяти, но разве это имело значение теперь? Главное — мы снова стали семьёй.
Вечером, когда мы с Алиной вернулись в квартиру, я ощутил давно забытое чувство — будто тяжесть, которую таскал годами, вдруг исчезла.
— И что, больше никаких колкостей о моих «бессмысленных благотворительных вылазках»? — Алина лукаво взглянула на меня, расстилая постель.
Я обнял её, уткнувшись носом в волосы.
— Знаешь, — голос внезапно сел, — ты не просто вернула мне мать. Ты перевернула моё представление о том, что действительно ценно.
Одним своим упрямством и верой в людей. Я думал, что мир меняют громкие решения и большие деньги. А оказалось — обычное человеческое внимание.
Алина повернулась ко мне, в её глазах блестели слёзы.
— Я никогда не делала это напоказ, — тихо сказала она, касаясь моего лица. — Просто не могла иначе.
Наутро мы приехали к отцу. Мать уже помогала ему накрывать на стол, двигаясь по кухне так, словно никогда её не покидала.
Сквозь панорамные окна пробивалось осеннее солнце, превращая опадающие листья в золотой дождь.
— Как ощущения? — я присел рядом с ней, наблюдая, как уверенно она нарезает салат.
Она подняла взгляд — тот самый, с искорками в глубине зелёных глаз, который я считал утраченным навсегда.
— Знаешь, — она задумчиво покачала головой, — странно это описывать… Как будто я долго блуждала в тумане, а теперь наконец выбралась к свету. Я вернулась, Игорёк. По-настоящему вернулась.
Читайте у меня:
Напишите, что вы думаете об этой истории! Мне будет очень приятно!
Если вам понравилось, поставьте лайк и подпишитесь на канал. С вами был Джесси Джеймс.
