Выбор
— Твоя дочь от первого брака станет донором для моего сына. Всё равно она никому не нужна, — проговорил Виктор холодно, отчаянно, сквозь стиснутые зубы.
Он сидел напротив неё — немного поседевший, осунувшийся. Ужин перед ним так и остался нетронутым, как и многие предыдущие. К еде он почти не притрагивался. Воспалённые глаза с набрякшими веками и глубокие тени под ними выдавали бессонные ночи.
Таня медленно отложила вилку. В комнате повисла тяжёлая тишина. Она смотрела на мужа спокойно, без криков и истерик. И именно это спокойствие действовало на Виктора хуже любых слёз.
— Я понимаю, что Саша болен, — сказала она негромко, поправляя выбившуюся прядь волос. — И знаю, что мы уже полгода нигде не можем найти ему почку. Я тоже ночами не сплю, Витя. Ты думаешь, я не люблю твоего сына? — голос её дрогнул. — Люблю, как своего.
Виктор не ответил, только скрипнул зубами. В его взгляде читалось отчаяние.
— Но вместе с тем, — продолжила Таня, крепко сжимая чашку с остывшим чаем, — я не позволю тебе травмировать Настеньку, даже ради него. Она не мясо, не запасной орган, а живой человек. Ей двенадцать, Витя. Двенадцать! У неё гормоны скачут. И она только-только перестала кричать от кошмаров по ночам.
Она старалась говорить ровно, но в каждой фразе читалась внутренняя дрожь. Это был её предел. За него лучше было не заходить.
— Ты своими выходками травмируешь её, и, слава богу, она не слышит этот разговор, — Таня вздохнула и вдруг резко добавила, подавшись вперёд: — И запомни, я скорее тебя, как свинью, зарежу, чем отдам Настю на операционный стол. Ты понял?
Виктор остолбенел. В его глазах мелькнул испуг — такого он явно не ожидал от всегда сдержанной Тани.
— У Саши есть ещё целый год, — продолжила она уже мягче. — Так врачи сказали. Всё будет хорошо. Мы найдём ему донора. Нужно только ждать и верить. Но Настя, извини… это не вариант. Никогда.
Саша был сыном Виктора от первого брака — семилетний мальчик с большими, слишком серьёзными для его возраста глазами. Когда Таня впервые увидела его — через месяц после того, как начала жить с Виктором — он сидел в коридоре детской клиники и спокойно читал потрёпанную книжку про Маугли.
До этого Виктор о нём не говорил. Боялся, что когда Таня узнает о его больном сыне, она тоже уйдёт. Как Наташа, родная Сашкина мать, которая сбежала с любовником, совершенно забыв о сыне.
— Он очень хороший мальчик. Он не доставит тебе проблем, — с горечью сказал тогда Виктор, нервно постукивая пальцами по подоконнику больничного коридора. — Его мать ушла от нас, когда узнала про диагноз. Ну, а я… Ты сама видишь, какой я идеальный отец.
Саша страдал с раннего детства от редкой формы почечной недостаточности. Одна почка не функционировала с рождения, а вторая медленно отказывала. Пока что помогал диализ, но врачи давали максимум год. Нужна была операция по пересадке почки, иначе мальчик не выживет.
Таня приняла ребёнка, наверное, просто от доброты и сострадания. Она как могла старалась заменить ему мать. Мальчик оказался тихим, вежливым, удивительно добрым, почти нереальным для своего возраста.
Но между ним и дочерью Тани, Настей, как ни старались родители, сразу возникла стена.
— Он смотрит на меня всё время так, как будто я какая-то не такая… плохая, — жаловалась Настя матери, однажды вечером спрятавшись под одеялом.
— Настенька, он просто немного другой, болеет, — гладя дочь по волосам, Таня пыталась объяснить ситуацию.
Но Настя была ребёнком. Она чувствовала, что в этой семье она теперь не единственная, и что мать всё чаще отвлекается на Сашу — то на уколы, то на клиники, то на очередное собрание в благотворительном фонде.
— Мама, а если я заболею, ты меня тоже поведёшь к тем врачам? — спросила она однажды, теребя край пижамы.
— Ну конечно, конечно, доченька, если это будет необходимо. Но ты ведь у меня здорова, — Таня поцеловала её в лоб.
Настя кивала. Однако в её глазах всё чаще мелькала тревога.
— Я тебя не прошу, я умоляю тебя, — сказал Виктор той же ночью.
Он стоял у дверей спальни, прислонившись к косяку, а Таня лежала, отвернувшись к стене.
— Пожалуйста, поговори с ней, с врачами. Им всё равно нужно тестировать всех родных, а у неё могут подойти параметры.
— Ей двенадцать лет. Двенадцать! — жёстко перебила Таня, резко повернувшись. — А ты хочешь, чтобы она легла под нож, потому что мы, взрослые, так решили?
— Но ты же понимаешь, ты понимаешь, что это шанс…
— Да. Для тебя. И для Саши тоже, но не для неё. Её жизнь будет уже совершенно другой, а я этого не хочу.
— Тогда скажи, скажи, что мне делать?! Ну?! — выкрикнул он, не сдержавшись.
Он выкрикнул и тут же замер, потому что в дверях стояла перепуганная Настя, с растрёпанными со сна волосами и широко раскрытыми глазами.
— Мама, — голос у неё дрожал. — Я… я всё слышала.
Таня вскочила и бросилась к дочери.
— Успокойся, моё солнышко, успокойся. Не бойся, — она обняла Настю, прижимая к себе. — Это взрослые просто ругаются. Никто тебя не тронет, не обидит, никогда.
Настя посмотрела на приёмного отца отчуждённо.
— Он хочет что-то у меня забрать… чтобы Сашу спасти.
— Нет, котик, нет.
— Но я ведь могу спасти Сашу. Это правда?
Таня опустилась на колени и сжала её руки.
— Ты… ты ещё ребёнок. Ты не должна никого спасать. Это наша работа, наша с отцом обязанность.
Прошла неделя. Виктор почти не разговаривал с Таней. Он носился по клиникам, списывался с волонтёрами, звонил в Израиль, Германию, Индию. Но везде был один и тот же ответ: шансов немного. А если и есть, то цена за операцию запредельная.
Однажды он пришёл домой пьяным. Таня даже не сразу поняла его состояние. Он тяжело опустился на диван и взял Настю за руку.
— Ты хороший ребёнок, ты хорошая девочка, — его голос был хриплым. — И ты меня прости, если я был плохим отцом.
Настя уставилась на него широко раскрытыми глазами.
— Но ты же… ты не мой папа.
— А я всё равно старался. Старался, — прошептал он. — Но ничего не вышло.
И вдруг он заплакал — глухо, сдавленно, будто внутри у него всё лопнуло. Настя испуганно посмотрела на мать и сбежала в свою комнату.
На следующий день Таня отвела дочь к психологу. Та, выслушав рассказ матери, только покачала головой:
— Девочка чувствует себя ответственной. Вы не успели перехватить ситуацию, и теперь она будет думать, что всё зависит от неё. Понимаете?
— Но я же сказала, что не позволю!
— Слов недостаточно, — психолог сложила руки на столе. — Ей нужно почувствовать это. Но не через споры, не через крики — через вашу любовь.
Таня шла домой, а на душе был камень. Вечером она села рядом с Настей на кровать и погладила дочь по голове.
— Доченька, я люблю тебя. Очень сильно, больше всех на свете.
Настя сначала хмыкнула, а потом улыбнулась. И Таня надеялась, хотела верить — мостик ещё можно восстановить.
Тем временем Виктор ушёл в подполье. Несколько дней дома его не было, а потом он позвонил из какого-то фонда. Там обещали срочную проверку донора. Только нужно было ввести данные Насти в базу.
— Ты пойми, Таня, это без процедуры, просто тест, — упрашивал он. — Сначала тест, а потом решение.
Таня молчала, глядя в окно на хмурое осеннее небо.
— Таня, ведь он умрёт. Уже меньше года осталось. Он почти не спит. У него руки отекают…
— А у меня… у меня сердце кровью обливается каждый день, потому что один ребёнок умирает, а второго ты предлагаешь положить рядом, только живого и здорового, — её голос дрогнул. — А если потом самой Насте понадобится почка? Ты думал об этом? Или возникнут какие-то осложнения? Ты под этим подпишешься?
Он молчал, и в трубке слышалось только его тяжёлое дыхание.
— Вот и я не подпишусь под этим, — твёрдо сказала Таня и положила трубку.
Весна принесла новые тревоги. Саше стало ещё хуже. Он начал значительно терять в весе, стал раздражительным, изнурённым. Таня ездила с ним на процедуры, мыла его, утешала, рассказывала сказки.
— Он больше не хочет слушать Маугли, — прошептала она Виктору однажды, когда они стояли в коридоре больницы. — Говорит, он больше не волчонок.
— А что же он говорит? Кто он? — Виктор взглянул на неё измученными глазами.
— Говорит, что он просто мальчик, которому страшно. Он всё понимает, Витя.
И тогда Виктор впервые ничего не сказал. Он просто обнял Таню. А она заплакала — впервые за много месяцев.
В июне был звонок. Один из благотворительных фондов всё-таки нашёл донора. Мальчик, который погиб в аварии. Родители дали согласие. Почка идеально подходила.
Таня сидела на кухне и смотрела в окно. Виктор был возле операционной, а Саша — под наркозом. В этот момент Настя подошла к ней сзади и положила ладонь на плечо.
— Мама, а если бы я всё-таки подошла, ты бы всё равно не позволила? — спросила она тихо.
Таня повернулась и взяла дочь за руку.
— Никогда, Настенька. Никогда, — её голос прозвучал твёрдо и уверенно.
И это была правда.
Прошло три месяца. Саша шёл на поправку. Конечно, он ещё был слаб, быстро уставал, но уже мог гулять по парку, смотреть мультики и даже снова читать Маугли.
— Мама, а ты, может быть, тоже волчица? — однажды спросил он Таню, когда они сидели в саду под старой яблоней.
— Почему ты так решил? — улыбнулась она.
— Потому что у тебя сердце как у Багиры.
Таня рассмеялась и поняла, что впервые за долгое время ей стало легко.
А вечером Настя принесла рисунок. На нём были изображены трое: женщина с волнистыми волосами, мальчик с книгой и девочка в розовом платье. Над ними светило яркое солнце.
На обороте было написано: «Мы семья, и никто не должен умирать».
