Анна держала в руке ключи и не понимала, почему пальцы всё ещё дрожат. Хотя… в общем-то, понимала. Этот дверной замок она щёлкала двадцать лет подряд, а теперь вот — будет щёлкать одна. Без мамы. Без их привычных вечерних разговоров ни о чём. Без напоминания, что макароны надо подсолить, а чай без лимона — это уже не чай, а недоразумение.
В подъезде пахло старостью и ливнем. Как будто даже стены скорбели.
— Ну что, вперёд, хозяйка жизни, — выдохнула она, вставляя ключ в замок.
В квартире было тихо, по-мертвецки тихо. Такой тишины Анна раньше не замечала. Словно всё, что было живым, ушло вместе с мамой. Только тюльпан в горшке на подоконнике ещё держался. Мама когда-то приговаривала, мол, если цветок не сдох за два года — значит, ты его чем-то купила. А если зацвёл — всё, считай, влюбился.
Интересно, цветы могут скучать? — мимоходом подумала Анна и прошла на кухню.
На столе всё ещё лежал список покупок, написанный маминым подчерком. Там было: «гречка, масло, зубная паста и пирожные». Пирожные она, конечно, зачеркнула бы. Теперь не до сладкого.
И не до гречки, если честно.
Телефон взвизгнул вибрацией. Анна вздрогнула. На экране — Ольга.
— Уже? — голос младшей сестры, как обычно, был как удар по лбу. Без «привет», без сантиментов.
— Да, приехала. В квартире пока ничего не трогала, — тихо ответила Анна, присаживаясь на краешек табурета, как будто в чужом доме.
— Отлично. Тогда завтра с утра подъеду с риелтором. Посмотрим, за сколько можно сдать, пока ты не решишь, куда деваться, — бодро отрапортовала Ольга, как будто речь шла о сломанной дачной теплице, а не о доме их матери.
— Погоди, — медленно сказала Анна. — А с чего ты взяла, что я собираюсь куда-то деваться?
— Ну как же, Ань, — в голосе Ольги послышалось что-то странное, вроде жалости, но с ноткой раздражения. — Тебе ведь эта квартира… ну, тебе одной она не нужна. У тебя ни семьи, ни детей. Алина растёт, ей нужно своё. Мы с Сашей и так по съёмным ютимся.
— То есть ты хочешь, чтобы я съехала? — в голосе Анны не было ни злости, ни удивления. Просто усталость. Старшая сестра снова уступает. Как всегда.
— Я не это имела в виду, — быстро сказала Ольга. — Я просто предлагаю. Мамина квартира — наша общая, поровну. Но логично, если ты дашь мне свою долю. Ну или выкупишь мою, если хочешь остаться. Только не тяни, ладно? Мы хотим взять ипотеку на расширение, и чем быстрее решим, тем лучше.
— Оля, ты похоронила маму три дня назад, — тихо напомнила Анна. — Три. А уже считаешь квадраты.
— А что, ты хочешь, чтобы я сидела в трауре и смотрела на фотографии? — резко сказала Ольга. — У нас у всех своя боль, Ань. И у меня тоже. Но Алина — мой приоритет. Ты не понимаешь, потому что у тебя никогда не было детей.
— Удобный аргумент, — выдохнула Анна. — Как всегда.
Она отключила звонок, даже не дослушав. Потому что знала, что дальше будет. Эмоциональный прессинг, в который Ольга валилась мастерски: либо ты плохая сестра, либо бессердечная тётка, либо вообще бесполезный человек, у которого ни семьи, ни карьеры, ни собак.
И главное — сказать это всё с интонацией «я просто забочусь».
С тех пор, как умерла мама, Ольга звонила каждый день. И каждый день звучал один и тот же рефрен: «Ты же всё равно одна. Тебе это не надо. Нам нужнее».
Видимо, моя жизнь настолько незаметна, что уже официально никому не принадлежит, — подумала Анна.
На следующий день к ней пришла Алина. В коротком дождевике, в кедах, с каким-то безумным кофе в руках и сразу — с объятиями.
— Тётя Ань, держитесь, — сказала она, утыкаясь в плечо. — Я сама до сих пор в шоке. Всё будто не по-настоящему.
— Да, будто кто-то выдернул шнур из стены, — кивнула Анна, обнимая племянницу. — Только электричества уже не вернёшь.
Они пили чай, Алина рассказывала про свою учёбу, про то, как преподаватель назвал её «странной», но «перспективной». А потом спросила:
— Мам звонила?
— Да. Уже считает, кому сколько метров достанется. Причём сразу с мебелью.
Алина закатила глаза:
— Я ей сказала, что не хочу, чтобы вы уходили отсюда. Эта квартира — ваш дом. И у меня в детстве тут были лучшие каникулы.
— Спасибо, Алиночка, — Анна погладила племянницу по руке. — Но ты же её знаешь.
— Я её знаю. И именно поэтому не дам ей выжать из вас квартиру, как сок из лимона. Хотите, я с ней поговорю?
— Нет, ты не вмешивайся. Это наши дела. Я просто… хочу подумать. Я не обязана всё раздавать, потому что у меня нет мужа и детей. Я ведь человек. Живой. И хочу жить где-то, где не чувствую себя ничьим остатком.
Алина кивнула, внимательно глядя на неё:
— Вот именно. И вам пора это сказать не только маме, но и себе.
Анна молчала. Но внутри у неё впервые за много лет что-то дрогнуло. Как будто под грудной костью шевельнулся кто-то очень уставший… но готовый встать.
Юриста Анне посоветовали на работе. Точнее, она сама его вспомнила — когда, от нечего делать, разбирала старые письма в нижнем ящике комода, пахнущего ментолом и бабушкиными духами. Наткнулась на открытку с синим котом в галстуке и подписью: «Не бойся жить, Анна. Ты можешь больше, чем думаешь. — Е.»
Е. был Евгений Степанов. Когда-то они вместе учились на юрфаке, и у него было обаяние человека, который знает, как выжить в аду и не потерять галстук. Потом он внезапно женился на преподавательнице по праву собственности, и Анна решила, что у неё просто нет шансов.
Сейчас он работал в каком-то адвокатском бюро на Войковской и ответил на её письмо через два часа:
«Конечно, помогу. Без гонорара. Только не делай то, что, кажется, собираешься сделать. Ты не обязанa быть удобной. — Е.»
Когда она вошла в офис, он стоял у окна и пил воду из стеклянного стакана, как будто в кино. Только не голливудское, а такое, где никто никого не спасает, но все в конце что-то про себя понимают.
— Анна… — сказал он, обернувшись. — Ну надо же. Всё та же прямая спина и взгляд «не подходи, убьёт». Рад тебя видеть. Правда.
— У меня нет времени на светскую беседу, — вздохнула она, но уголки губ дрогнули. — Хотя вру. Времени у меня теперь до хрена. Просто настроения — ноль.
Он кивнул и кивком указал на кресло:
— Значит, сестра. Хочет долю. Точнее, всю. На основании чего?
— На основании того, что я — бездетная и лишняя. Плюс, у неё дочь, ипотека и обычная русская уверенность, что родня обязана.
— Люблю такие дела, — усмехнулся он. — Значит, слушай внимательно. Наследство делится пополам. Оспорить можно только через суд. Чтобы ты передала свою долю добровольно, нужно нотариально заверенное согласие. Без него — хоть пусть по полу ползает с криками.
— А если начнёт прессовать морально?
— Тогда ты посмотришь на неё, как умеешь, и скажешь: «Я тебя слышу. Но мне насрать».
Анна усмехнулась. Первый раз за много дней — искренне, из живота.
— Тебя жена отпустила так со мной говорить?
Он отвёл взгляд:
— Мы развелись три года назад. Видишь, какой я теперь доступный. Почти как Wi-Fi.
Анна хмыкнула:
— Ну хоть теперь ты не только в брачных договорах шаришь.
— Не только. Но если тебе когда-нибудь захочется заключить брачный — обращайся. Сделаю с особым цинизмом.
Господи, как же приятно, когда с тобой говорят как с человеком, а не как с удобной функцией, — подумала она, поднимаясь.
В тот же вечер Ольга приехала без звонка. С ключами, с лицом «я сейчас тут всё решу». Ворвалась, как холодный ветер в плохо утеплённую душу.
— Так, я сразу скажу: я ничего плохого не хочу. Просто предлагаю: ты отдаёшь свою долю, мы делим квартиру, я выплачиваю тебе часть — и всё. Без ссор, без судов. Ты сама говорила, что не хочешь жить тут. Это место тебя душит.
— Я говорила это, когда мама только умерла, Оль, — Анна села за стол и спокойно посмотрела на неё. — Сейчас я не уверена, что хочу уезжать. И не уверена, что хочу продавать. А тем более — отдавать тебе просто так.
— Ань, — Ольга села напротив, на автомате поправляя челку. — Ты ведь знаешь, я бы не просила, если бы всё было легко. У нас с Сашей долги, Алине на репетиторов нужно, квартира у нас — курятник. А ты… ну, ты ведь всё равно одна. Живи где хочешь.
— Стоп, — перебила Анна, впервые — жёстко. — Ты сейчас серьёзно? Я одна — и значит, можно мною распоряжаться? Ты вообще слышишь себя?
— Да я не это имела в виду! — вспыхнула Ольга. — Я просто хочу, чтобы ты не мешала! Эта квартира — реальный шанс. Для Алины. Для нашей семьи.
— А я кто, чёрт возьми? Не семья? — голос Анны подскочил на октаву. — Мне сорок три. Я похоронила маму. Я живу в её квартире. И ты приходишь с лицом начальника и говоришь: «Свали». Это по-твоему нормально?
Ольга отшатнулась, но быстро нашлась:
— Это не про тебя. Это про возможности. Ты всегда была… хорошей. Спокойной. Предсказуемой. А сейчас что — вдруг встала с другого боку?
Анна встала. Медленно. Как вулкан, который долго спал, но теперь вот — решил напомнить, что под ним живёт огонь.
— Знаешь, в чём моя главная ошибка? — произнесла она спокойно. — Я действительно была предсказуемой. Я думала: пусть лучше молчать, чем конфликт. Пусть лучше отдать, чем поссориться. А в итоге — я для вас никто. Молчащая тень, которая должна умереть без претензий.
— Не говори так… — Ольга встала, как будто собиралась её остановить. — Мы же семья, Ань. Мы же с тобой с одной кровати падали, помнишь?
— Помню. Только ты всегда падала сверху.
Ольга застыла. Потом отступила. Губы дрогнули, глаза налились.
— Ладно, — выдохнула она. — Делай как знаешь. Только не жди, что мы будем потом как раньше. Я этого не прощу.
Анна посмотрела на неё устало.
— А я — не прошу. Ничего не прошу. Я просто больше не удобная. Привыкай.
Ольга хлопнула дверью так, что затряслась стеклянная дверца шкафа.
Через пять минут в квартиру вернулась Алина. С шоколадкой и книгой.
— У вас тут, судя по звуку, было весело, — пробормотала она, ставя шоколадку на стол.
— Весело — не то слово. Почти как в кино, только без дубля, — Анна устало села на диван. — Хочешь знать правду, Алиночка?
— Конечно.
— Я сейчас чувствую, как будто впервые в жизни не попросила прощения. Ни за что. И, чёрт возьми, это кайфово.
Алина рассмеялась и села рядом.
— Вот с этого и начинается взрослая жизнь, тётя Ань.
Алина сидела на кухне с этим самым листом бумаги, как будто ей дали в руки паспорт внеземной цивилизации. Смотрела на текст, моргала и ничего не говорила.
— Ты уверена, что это не фальшивка? — Анна не пила кофе. Просто держала чашку в руках, чтобы не сжимать кулаки. — Мамина подпись? Заверено?
— Увы или к счастью — всё настоящее, — Алина подняла глаза. — Она оформила это за полгода до смерти. У нотариуса на Сретенке. Завещание. На меня. Половина квартиры.
— Но она ведь говорила, что всё поровну… — прошептала Анна, и голос у неё дрогнул. — На меня и Ольгу.
— Это она вам говорила. А в документе — ты, Ольга и я. Три равные части.
Повисла тишина. Такая, в которой слышно, как чайник думает, закипать или ну его к чёрту.
Анна встала и пошла к окну. Закурила, хотя бросила пять лет назад. На автомате.
— Знаешь, чего я не понимаю? — спросила она, глядя на серый апрельский двор. — Зачем? Почему она это сделала?
— Может, потому что видела, кто как живёт. Кто за ней ухаживал. Кто звонил, а кто присылал «смайлики со свечками» в день рождения, — тихо ответила Алина. — Я ж не против, если честно. Просто… неудобно всё это. Мне и тогда было неудобно, когда она мне это в лицо сказала.
Анна резко обернулась:
— Подожди. Она тебе сказала?
— Ну… да. Где-то за месяц до… того. Я пришла, она сидела с этим фотоальбомом, вся трясущаяся. Сказала: «Алина, я не хочу, чтобы ты осталась без крыши. Аня — взрослая, она поймёт. А Оля… она сильная». Я тогда подумала, что бред какой-то. А теперь вот…
Анна присела обратно. Медленно. Будто в ней вдруг сдулся воздух.
— Оля этого не знает? — спросила она глухо.
— Нет. Пока не знает.
— И ты мне сказала первой. Почему?
— Потому что… ты заслуживаешь знать. И потому что я тебя люблю, Ань. Как мать, наверное. Или как ту, кто ею был, когда мама по командировкам моталась, а ты со мной по врачам бегала.
Анна провела ладонью по лицу. Губы дрожали. Слёзы подступали. Не от боли даже — от усталости.
— Чертова жизнь, — буркнула она. — Сюрприз за сюрпризом. Кому квартира, кому счёт на терапию.
Телефон завибрировал. Ольга.
Анна подняла трубку, не глядя.
— Ну? — сразу начала та. — Ты решила? Или мне готовить суд?
— Не спеши, — Анна выдохнула. — Есть новость. У мамы было завещание.
— Что?! Какое завещание?!
— Она оставила квартиру на троих: тебе, мне и Алине. Равные доли.
Молчание. Потом — глухой женский голос, наполненный таким количеством эмоций, что ими можно было бы утопить маленький город.
— Она… Какого хрена?! Это что, розыгрыш? Алине?! Это что, типа «бонус за хорошее поведение»?! Почему ей, Ань?! Почему не нам?!
— Не знаю. Но я думаю — знала бы ты, сколько Алина делала для мамы… — голос Анны стал твёрдым. — Ты бы не удивлялась.
— Не лезь в морализаторство! Ты сама — ничего не добилась. Вечно одна, вечно со своими книжками и чайниками. И теперь ещё и Алина на твоей стороне?
— Нет, Оля, — Анна спокойно сказала. — Алина на своей стороне. И это делает её взрослее нас обеих.
— Это предательство! — почти закричала Ольга. — Я пахала, я родила, я вкалываю по двенадцать часов. А в итоге — по заднице мне, да? Племяшка с душевной добротой теперь владелица?
— Ты не поняла, — голос у Анны стал ледяным. — Здесь нет победителей. Здесь есть три женщины, каждая из которых думала, что её кто-то должен любить сильнее. Но в этой истории все получили по заслугам.
— Я подам в суд.
— Подай. Завещание — железное. Но если хочешь вынести на всеобщее обсуждение, кто кому и сколько раз не позвонил — welcome.
Ольга швырнула трубку. Или что-то там, на другом конце, захлопнулось.
Алина смотрела на Анну, как смотрят на хрупкую посуду, которую не хочется разбить.
— Ты не будешь судиться с ней?
— Нет. Пусть живёт как умеет. Я своё место в жизни уже нашла. И пусть оно не дворец, но я его никому не отдам.
Анна встала, подошла к окну, вдохнула воздух, в котором было слишком много пыли и немного — свободы.
— Алина, — сказала она, не поворачиваясь. — Хочешь здесь остаться? Снимать одну из комнат. За чисто символическую цену. С одной условием.
— Какое?
— Ты приносишь кофе каждое утро. И никогда не врёшь мне. Даже когда я не хочу слышать правду.
Алина улыбнулась.
— Сделаем. Только я кофе варить не умею.
— Научишься. Я научилась быть стервой в сорок три — а ты уж справишься с туркой.
И они рассмеялись.
Смех был неровный, через слёзы. Но настоящий. Потому что иногда ты теряешь всё — и только тогда понимаешь, сколько у тебя осталось.
Финал. Статьи и видео без рекламы
С подпиской Дзен Про
