Через неделю пришло уведомление: суд удовлетворил иск Ирины частично. Алименты признаны задолженностью. Григория обязали выплатить круглую сумму.
— Это победа? — спросила Лиза на выходе из здания.
— Нет. Это просто воздух, — ответила Ирина и впервые за много дней улыбнулась. Без кислоты.
С Григорием с тех пор она не виделась. Телефон по-прежнему молчал. Артём заходил иногда — поставить полку, починить кран, забить гвоздь. Делал это молча, не навязываясь, и уходил, как только чувствовал, что пауза затянулась. Ирина не просила, но всегда оставляла вторую чашку чая на столе.
Жизнь словно замерла между строк. Мама немного восстановилась, Серёжа выучил новую схему дыхательных упражнений, а сама Ирина начала спать. Иногда — даже до утра.
Однажды вечером она вернулась домой чуть позже обычного. Серёжа должен был быть дома — Ирина заранее договорилась с соседкой, тётей Галей, чтобы та посидела с ним час-полтора, пока она задержится на работе. Тётя Галя, видно, уже ушла, а сын, как обычно, увлёкся игрушками и забыл закрыть на щеколду. Когда Ирина поднялась на свой этаж, дверь была прикрыта, и не заперта. Видимо, он подумал, что мама скоро вернётся.
Сердце сжалось. Она медленно вошла. В прихожей был знакомый запах — резкий, сладковатый. Аромат отцовских сигарет. И — обувь. Мужская. Чужая.
— Серёжа? — позвала она, стараясь не выдать дрожь.
Из комнаты вышел сын. На нём был новенький рюкзак, глаза блестели.
— Мама, а папа приходил! Он принёс подарок и сказал, что скоро мы уедем в новое место. У нас будет большая комната и даже телевизор с мультиками!
Ирина застыла. Она не закричала. Не сорвалась. Просто взяла сына за плечи.
— Да. Сказал, что не будет мешать. Что он теперь всё понял.
На столе лежала бумага. Лист из блокнота, вырванный наспех.
«Я понял, что проиграл. Не с тобой — с собой. Не держи зла. Пусть эта квартира останется нашему сыну. Ты заслужила. Не бойся — я больше не вернусь.»
Подпись была кривая. Почерк — нервный. Как будто писал не рукой, а остатком гордости.
Ирина долго сидела с этим листком. Ничего не чувствовала — ни радости, ни облегчения. Только тишину внутри. Такую чистую, как после грозы.
На следующий день она пошла к нотариусу. Консультировалась долго, подробно. Записка, конечно, не имела юридической силы, но её приложили к делу как подтверждение намерения. Юрист помог ей подать ходатайство о внесении в Росреестр отметки о разногласиях между собственниками — это временно останавливало любые сделки без её участия. Параллельно Ирина собрала документы для подачи в органы опеки — ограничение отцовских прав основывалось на угрозах, уклонении от алиментов и эмоциональном давлении. Всё, что можно было закрепить — закрепила. И закрыла вопрос навсегда.
А вечером пришёл Артём. Принёс банку краски и малярный валик.
— Ты же говорила, что хочешь перекрасить стену в прихожей.
— Да, — кивнула она. — Только не знала, с чего начать.
Они перекрасили стену в глубокий зелёный. Потом кухню — в тёплый песочный. Потом — дверь. Входную. Поставили новый замок. Без щелей. Без воспоминаний.
Когда Артём уходил, Ирина задержала его у порога.
— Ты ведь никуда не торопишься?
— Нет, — ответил он. — Я здесь. Пока нужен.
Ирина посмотрела на ключ, который держала в руке. Потом положила его на тумбочку у двери. Не в замок, не в карман — просто на видное место.
— В этом доме больше нет чужих, — тихо сказала она.
