Добираемся до постамента, на котором отец, как живой. Кажется, что сейчас встанет и начнёт шутить, как умел только он. Выдвинет речь минут на сорок, и ты даже не заметишь, как пролетит время. Мы были близки, и я действительно скорблю, потому что его мне будет не хватать.
Касаюсь холодного лба, ощущая тревогу, и пытаюсь запомнить каждую морщинку родного человека, а потом спускаюсь вниз, встречаясь глазами с братом. Он жуёт жвачку и перебирает пальцами в воздухе, приветствуя меня. Но во всём его холёном виде, расстёгнутой на пару пуговиц рубашке и тёмных очках на макушке скользит равнодушие и надменность. Только с самолёта, как понимаю. Но хотя бы успел.
Рядом Белоснежка с внушительным бюстом, обтянутым чёрным платьем. Цвет тот, а вот декольте явно неуместное. Старается держаться скромно, кажется, мы даже как-то встречались, но после его третьей «жены» я перестала запоминать проходящие составы.
Рядом оказывается Дарина, обнимая меня.
— Привет, дед точно умер? – шепчет на ухо, и я цокаю языком. – Ладно, прости, — признаёт свою вину. Шутки у неё, конечно, запредельные в её семнадцать. Но сегодня бунтарка хотя бы одета нормально, а не в чёрную кожаную куртку и такие же штаны. Ребёнок, у которого и дома по факту не было. Она Фигаро между матерью и отцом, с которым предпочла проводить последние годы, потому что он поселился в Штатах. — Пойду с дедом поздороваюсь, — хлопает меня по плечу, но я знаю, что она по отношению ко мне беззлобная, просто своенравная манера общения. И отца она любила.
Мишка раскрывает объятья, чтобы меня обнять.
— Как ты, систер? – вставляет англицизм. – Где Захар?
Кажется, только ленивый не спросил об этом, и брат жмёт меня к своей надушенной груди. А Захарки нет. Он держит за руку женщину, что внезапно решила разрешиться наследником Гущина.
— Креплюсь, — решаю уйти от ответа, когда к нам подходит мать и Берта.
— Мой дорогой крестник, — растягивает тётка максимально милую улыбку, которая у неё имеется.
— А-а-а, Берта Фуриевна, любимая тётя, — отдаёт ей пас, прикладываясь к каждой из щёк больше для проформы, чем по желанию сердца. А меня тошнит от этого шоу. Всё же мы тут не для того, чтобы кидать друг в друга коровьи лепёшки, и мне жаль отца, который вынужден на всё это смотреть со стороны.
— Говорят, у Захара сын будет, — не перестаёт улыбаться Берта, и взгляды остальных перемещаются на меня.
Кажется, сейчас у нас будут двойные похороны, потому что я придушу ее своими руками.
Спасает то, что распорядитель подходит к матери, интересуясь, когда можно преступать к следующей части церемонии, и нам приходится разойтись. Мы отправляемся в автобус, который довольно резво доставляет нас на кладбище, а дальше я плохо помню, может, потому что это уже было выше моих сил, но возвращаемся мы все в родительский дом.
Кто потерянный, кто в поисках еды. У каждого своё ощущение утраты.
Вопрос о ребёнке повис в воздух, и пока его никто не озвучивал.
— Кстати, Жулька, что там Фурия говорила по поводу детей? Ты всё же залетела?
А нет, уже озвучил. Только так отвратительно и мерзко, как умеет только он. Ну вообще западное Майкл подходит этому холёному мерзавцу куда больше, чем русское Миша.
— Не называй её так, — вступается за меня Дарина, усаживаясь рядом. Она обхватывает мою руку, укладываю голову на плечо. – Или я буду звать тебя старый дурак.
— Лишу карманных денег, — кидает угрозу, но, кажется, это возымело эффект.