— Больше нет смысла притворяться, Юль. У меня другая женщина. И она в положении.
Мы стоит с мужем в холле зала прощания, оба в цвете траура, и на мой вопрос, почему он сбегает с церемонии, выдаёт это. Кажется, рядом взорвался снаряд, а меня контузило. Осколки слов впиваются в грудь, добираются до лёгких, и становится тяжело дышать. Вонзаются в голову тонким остриём и бурлят в мыслительном потоке. Я готова была услышать всё, что угодно, только не это.
Захар дёргался с самого утра, и сперва решила, что у него проблемы с работой. Очередные санкции, из-за которых он не может достать оборудование. Только эти его вечные проверки стрелок на часах, будто вот-вот произойдёт что-то ужасное, оказались на поверку предательством.
— И через пару часов я стану отцом, — он зачем-то улыбается, раскидывая руки в стороны, будто я сейчас кинусь к нему в объятья, чтобы поздравить. – Она в больнице, а твой отец даже здесь подгадил. Не мог умереть раньше.
Очередь из новых слов прошивает меня насквозь, и нога внезапно подворачивается, заставляя сделать два шага к стене, чтобы не упасть.
Два дня назад моего отца не стало, и на его похоронах, которые даже ещё не завершились, муж выступает с заявлением.
Стою, не мигая, не веря своим ушам. Это сейчас всё Зар говорит? Мой муж, с которым я прожила тринадцать лет? Мужчина, который клялся в любви? Человек, которого мой отец вытащил из тюрьмы?
Тут же перед глазами всплывают огромные серые глаза Анечки, тонкие косички до плеч и брови, сложенные в вопросе.
«Ты правда заберёшь меня отсюда, Юля?
— Ну, конечно. Совсем скоро тебе не придётся возвращаться обратно».
Я обещала девочке, которую однажды предали, что у неё будет семья. Выходит, я лгала. Ведь теперь мой муж заявляет, что заделал кому-то на стороне ребёнка. И это после сбора бумаг для удочерения, когда в спину дышит ещё одна супружеская пара, которой отчего-то позарез нужна именно моя дочь!
Захар разворачивается, делая несколько шагов к выходу. Его здесь ничего не держит, он уходит в новую жизнь. А я остаюсь в старой.
— Кстати, — обращается ко мне снова, держась за ручку. – Соболезную твоей утрате, — и толкает массивную дверь, оставляя меня медленно умирать в холле зала прощаний.
Дождь усиливается. Наверное, оплакивает отца по двойному тарифу. Заодно и мои нервы, которые звенят комариным писком. Отец любил отмечать праздники с размахом. Кажется, похороны не явились исключением, и моё чёрное платье стало траурным не только по случаю утраты.
Стук каблуков гулко разносится по мраморному холлу, и я делаю вид, что поправляю туфлю. Ещё надо вернуться в зал, и так неприлично сбежала. Набраться сил и досидеть до конца, а потом позволить себе эмоции по случаю.
Спиной предчувствую какой-то негатив и поворачиваюсь.
— А что же наш зять? – усмешка на тонких губах тётушки. – Не приложится к руке препоподобного?
Издёвка даже после смерти отца. Как же она его ненавидела, могла бы и не приходить, только всё же здесь в чёрной шляпе, вязаном чёрном платье и кожаных перчатках изображает из себя горюющую матрону.
Не намерена отвечать, потому просто прохожу мимо. Хватит с меня сегодня соболезнующих.
