— Ты всегда её оправдываешь, — Марина покачала головой. — Всегда. Но сегодня… сегодня она перешла черту. И ты это знаешь.
— Нет, — она подняла руку, останавливая его. — Не сейчас. Я пойду к Мише. А ты… подумай, на чьей ты стороне в этой семье.
Три дня молчания. Семьдесят два часа натянутых улыбок при Мише. Тысячи невысказанных слов.
Андрей и Марина общались только по необходимости. Свекровь дважды звонила, но Марина отказалась разговаривать с ней. Андрей пытался сгладить ситуацию. Его слова ударялись о стену холодного молчания.
— Марина, давай поговорим, — он нашёл её на кухне спустя три дня после злополучного ужина. — Нельзя же так продолжать.
— А как можно? — она не отрывалась от нарезания овощей. Нож стучал по доске в такт её сердцу. — Делать вид, что ничего не произошло?
— Мама позвонила сегодня утром, — сказал Андрей. — Она хочет извиниться.
— Прекрасно, — Марина отложила нож. Он звякнул о столешницу как точка в предложении. — Пусть извинится перед Мишей. Он, знаешь ли, не спит по ночам. Спрашивает, почему бабушка так сказала. Объясни ему, Андрей. Ты же так хорошо всё объясняешь.
— Это нечестно, — Андрей покачал головой. — Я на твоей стороне.
— Неужели? — она посмотрела на него. — Десять лет, Андрей. Десять лет твоя мать смотрит на меня, как на неполноценную женщину, потому что я не смогла родить. И ты ни разу, слышишь, ни разу не поставил её на место.
— Это неправда! — возразил он. — Я много раз говорил с ней…
— За закрытыми дверями? — усмехнулась Марина. — Как это благородно с твоей стороны.
— Ты не понимаешь. Она моя мать.
— А я — мать твоего сына. Но ты позволил ей сказать мне, что я ненастоящая.
— Я не позволял! — Андрей повысил голос. — Я сказал ей, что это недопустимо!
— После, Андрей. После того, как слова уже прозвучали. После того, как Миша их услышал.
Марина вытерла руки полотенцем.
— Знаешь, я все эти дни думала. О нас, о нашем браке. Ты помнишь, как мы узнали, что я не смогу родить?
— И что ты мне тогда сказал? — Марина посмотрела ему в глаза. — Ты сказал: «Это не имеет значения. Мы станем родителями, даже если не родим сами». И я поверила тебе. Я думала, что мы — команда.
— Нет, — она покачала головой. — Команда защищает друг друга. А ты… ты не защитил меня перед своей матерью. Не защитил нашего сына. Вместо этого ты продолжаешь искать оправдания для неё.
В глазах Андрея мелькнула злость.
— Что ты хочешь от меня, Марина? Чтобы я отрекся от матери? Перестал с ней общаться?
— Я хочу, чтобы ты выбрал, — тихо сказала она. — Нас или её.
— Это реальность, Андрей. Я не буду жить с человеком, который позволяет унижать меня даже в собственном доме.
Она вышла из кухни, оставив его стоять со смесью растерянности и гнева на лице.
Вечером седьмого дня тишины Марина, уложив Мишу спать, обнаружила Андрея сидящим в темноте гостиной. Силуэт человека, потерявшегося между двух миров.
— Марина, — произнес он, когда она уже направлялась к спальне. — Я звонил маме.
Она остановилась. Сердце пропустило удар.
— Я сказал ей, что если она еще раз позволит себе что-то подобное, то больше не переступит порог нашего дома.
Слова, которых она ждала пять лет.
Марина медленно повернулась.
— Сначала возмутилась, — Андрей пожал плечами. — Потом плакала. Потом… сказала, что извинится перед тобой и Мишей.
Марина кивнула. Маленькая победа, стоившая слишком дорого.
— Это важно для меня, Андрей. И для Миши.
— Я знаю, — он поднял на неё глаза. — Просто… ты единственная дочь для своих родителей. А я у мамы один. После смерти отца для неё мир сосредоточился только вокруг меня.
