— Продай квартиру, Алина. Ну что тебе, жалко, что ли? — голос Геннадия звучал натянуто-вкрадчиво, как будто он не уговаривал, а заманивал на какую-то хитрую сделку.
Алина посмотрела на него с таким выражением лица, с каким смотрят на человека, у которого только что выросла вторая голова.
— Ты серьёзно сейчас? — переспросила она, кладя на стол чашку, из которой в воздух потянуло остатками остывшего чая и недопитых иллюзий. — Это квартира моей бабушки. Она её мне оставила, чтобы у меня была хоть какая-то гарантия в жизни, если вдруг всё посыплется. И ты предлагаешь мне… просто её продать?
Геннадий потёр виски, как будто это могло стереть вопрос.
— Не просто так, Алин. Это ради Дениса. У него хороший проект, ты же знаешь. Реставрационная мастерская, сейчас спрос есть… Только стартового капитала не хватает. А у нас с тобой в ипотечной квартире и стены плачут. Мы сами еле тащим. Ну помоги семье, ну!
— «Семье»? — Алина встала, отодвинув стул с таким звуком, как будто начался демонтаж их брака. — Семья, Ген, это мы с тобой. Не твой брат-неудачник с его очередным “стартапом на коленке”. Не твоя мама, которая уверена, что я тебе не пара, потому что, цитирую, “у нас-то в роду женщины без своей воли не жили”. Ты слышишь, что ты просишь?
Он встал вслед за ней, но не приближался — давно уже знал, когда лучше не приближаться.
— Я слышу. И я прошу как муж, как брат, как сын.
— А я отвечаю как женщина, уставшая быть дойной коровой для твоей вечно голодной семейки, — Алина говорила тихо, отчётливо, как диктор на похоронах. — Я на двух работах тащу ипотеку, пока твой брат снова вынашивает гениальную идею, как всадить чужие деньги в унитаз. А мама твоя, твоя замечательная Марина Владимировна, считает нормальным звонить мне в обед и спрашивать, почему я не передала ей деньги на таблетки. Тебе не кажется, что с меня хватит?
— Они же семья! — Геннадий расправил плечи, в голосе появился металл, которого она не слышала раньше. Или не хотела слышать. — Им сейчас тяжело. И если мы можем помочь — мы должны.
— А может, они наконец начнут жить по средствам? — прошипела Алина. — Может, Денис устроится на работу, где не надо ждать инвестиций, как манны небесной? А твоя мама перестанет записывать всё, что мы покупаем, чтобы потом напомнить тебе, как “эта его жена шикует, а мать в аптеку ходит в долг”?
Он замолчал. И в этом молчании было больше разрыва, чем в любом скандале. Алина почувствовала, как внутри поднимается то самое чувство, с которым хочется бежать босиком, срывая с себя кольца, браслеты, фамилию.
Она отвернулась к окну. На улице моросил майский дождь — тёплый, вязкий, липкий. Такой же, как эта ситуация. Не ливень — нет, а вот именно морось: мерзкая, тянущаяся, которая сначала капает по капле, а потом вдруг понимаешь — ты весь промок.
