Ольга открыла дверь ровно настолько, чтобы та не втиснулась всем телом в квартиру. Как ни странно, Валентина Ивановна осталась стоять в дверях.
— Максима с работы уволили.
— Простите, — Ольга моргнула. — С какой работы?
— Ну… он устроился на подработку. В доставку. На самокате. Ему плохо стало — давление, сердце, все такое. Он теперь у меня. Плохо ему. А ты его бросила.
Тут Ольга поняла: визит – не просто очередная попытка «вернуть все назад», а атака с флангов.
— У вас было время обоим подумать. Я сделала выбор. И рада ему.
— Он по тебе скучает, — продолжала Валентина Ивановна, и голос её дрогнул. — Вчера сидел на кухне, держал твой халат, который ты забыла, и плакал. Прямо капли по щекам катились!
— И в халате моем, полагаю, тоже был? — сухо уточнила Ольга.
Валентина Ивановна не поняла сарказма. Или сделала вид. Она шумно выдохнула и сменила тактику.
— Ладно. Не ради Максима пришла. Я… я одна. Мне страшно. Мы квартиру нашли, но денег на аренду не хватает. Ты бы могла… помочь. Ненадолго. Мы потом вернём.
— Вернёте, — медленно повторила Ольга. — Как три тысячи «на лекарства»? Или как «одолжи на сумку, она акционная»?
— Ты не обязана. Просто… по-доброму. По-людски. Я ведь тебе как мать была.
— Вы мне были как мать, которой хочется выслать алименты.
— Это низко, — вспыхнула Валентина Ивановна. — Ты… злая. Ты изменилась.
— Да. Я изменилась. Я теперь не даю собой вытирать ноги.
Она закрыла дверь. Медленно. Без резкости, но с окончательностью гильотины.
На следующий день начались звонки. Сначала от Максима. Голос растерянный, поникший.
— Олечка, прости. Я запутался. Мы перегнули. Давай попробуем ещё раз. Мамы не будет. Обещаю. Снимем квартиру. Я устроюсь. Всё будет по-другому.
Ольга слушала, чувствуя, как внутри что-то напрягается. Не жалость, нет. Рефлекс. Как если бы человек, которого укусила собака, увидел ту же собаку, сидящую с грустными глазами. Но пасть у неё всё ещё с клыками.
— Я искренне надеюсь, что ты действительно изменишь свою жизнь, — сказала она. — Но без меня.
Потом начались звонки от «третьих лиц». Подруга Валентины Ивановны, тётя Люда:
— Оля, ты что творишь? Родная кровь — не вода! Мать твоего мужа просит по-человечески!
Одноклассник Максима, Виталик, у которого «бизнес на старте»:
— Ты чё, так с мужем? Он мужик нормальный. Просто период у него был тяжёлый. Сейчас бы собраться, а ты его…
И финал — звонок из школы, где учился племянник Валентины Ивановны:
— Здрасьте. Это Психология и Поддержка. Максим попросил нас узнать, не хотите ли поговорить с ним. Ему трудно без вас.
Ольга отключила телефон.
Она решила сходить к юристу.
— Я хочу сменить замки, — сказала она. — И оформить у нотариуса запрет на допуск в квартиру третьих лиц. Особенно бывших.
Юрист, хмурый седой мужчина, взглянул поверх очков:
— Да. Три года происходило. А теперь — не будет.
Он кивнул. Без вопросов. Видимо, не первая такая история.
Вечером она впервые за долгое время встретилась с подругой. Наташей. Та сразу заметила перемены:
— Ты будто из клетки вышла. Прямо дышишь. Глаза живые. Брови — не домиком.
— Потому что я больше не боюсь, что с утра из моего кошелька исчезнут деньги на «экстренную медицинскую помощь» косметологу.
Они выпили вина. Вкус свободы оказался терпким, но приятным. Настоящим.
А через неделю пришло письмо. Настоящее, в почтовый ящик, с гербовой печатью и лощёной бумагой. Открыла. Читает.
