«Ты не плохой. Но ты слабый» — тихо сказала Полина, осознав, что не хочет быть рядом с человеком, который сдаёт её в аренду своей матери

Наконец она обрела свободу среди своих стен.
Истории

Вот бы Валентину Ивановну в реестр экстремистских организаций. Хотя… она не организация. Она — стихия.

И всё шло к одному финалу. Было очевидно: кто-то не переживёт этой зимы.

В субботу утром Полина проснулась от того, что кто-то в соседней комнате громко говорил по телефону.

— Нет, мам, она вообще как лёд. Я с ней, а она… Ага. Да, сказала, что эта квартира — её. Ну, да. Сама же купила. Да кому такое расскажешь! Ну да, до брака. Всё равно ж с Антоном живут. Ага. Вот я тоже думаю, что ты была права. Ей только бы одна жить, как кошке той.

Полина сидела на кровати, как мумия. Только дышала. И тихо одевалась. Без скандалов. Без комментариев. Она не стала выяснять ничего. Потому что если ты объясняешь человеку, что ты человек, значит, он уже решил, что ты — мебель.

Ушла гулять. В 8:30 утра. Без плана. Просто ушла, потому что в квартире остался яд.

По иронии судьбы, идти было некуда. На работе — выходной. Подруги — уехали. Мама — в Анапе. Отец — в Архангельске и вообще не в курсе, что она вышла замуж. Ну, он, может, и в курсе, просто забыл. Тактическая амнезия — их семейная черта.

Полина дошла до парка, села на скамейку и… просидела там до обеда. Телефон звонил. Юля. Антон. Потом — Валентина Ивановна. Мама. Нет, это просто совпадение: «мама» — это звонок из аптеки, напоминание о таблетках. Символично.

И только к вечеру она решилась вернуться. Уже в подъезде услышала шум. Дверь была открыта. В квартире… спор.

— …да потому что я устала, Антон! Я не хочу жить с ней! Она же неадекватная! — Юля металась по кухне.

— Это не она неадекватная, Юль, — говорил он. — Это ты пришла в чужой дом и начала указывать, как тут жить.

— А ты-то?! Ты куда смотрел, когда мама ключи делала копии?! Когда она мне говорила, что «надо спасать тебя от этой стервы»?

— Мама всегда вмешивается, — глухо ответил он. — Я просто хотел, чтобы все жили в мире. Но, видимо, с миром у нас проблемы. Все хотят войны.

Полина вошла. Молча. Они оба замолчали.

— Я не собираюсь в этом участвовать, — тихо сказала она. — Я устала. И знаешь что, Антон?

— Ты не плохой. Но ты слабый. А я не хочу быть рядом с человеком, который сдаёт меня в аренду своей маме.

Юля сделала шаг вперёд:

— Ты вообще кто, чтобы…

— Я хозяйка квартиры, Юля, — сказала Полина. — И ваш отпуск окончен.

Развод прошёл молниеносно. Без скандалов. Даже адвокат удивился:

— У вас всё так… сухо. Никто не дерётся, не орёт.

— Просто все уже выорались.

Квартира осталась ей. Естественно. У Юли началась очередная трансформация личности, и она уехала к «маме на дачу подумать». Валентина Ивановна прислала длинное сообщение: «Ты разрушила семью, но я тебя прощаю. Желаю тебе понять, что мужчины не любят сильных женщин». Полина ответила коротко: 👍.

Антон ушёл без истерик. Как в первый день. Только теперь за ним никто не смотрел в окно. Полина смотрела вперёд. На вечер. На город. На свободу.

Вечером она сидела одна. В своей квартире. С чашкой кофе, который никто не ругал. В тишине, которую никто не нарушал. И впервые за долгое время — ей не было одиноко.

Потому что одиночество — это когда ты среди своих, но чувствуешь себя чужой. А теперь она — среди своих стен. Своих книг. Своих мыслей. И наконец — среди себя самой.

И в этом была огромная, болезненная, но правильная свобода.

Источник

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори