— Лена, я просто не хотел скандала… — пробормотал он. — Ну сколько там? Пару недель…
— А потом ещё месяц. А потом «садик не взяли», «работу не нашли», «нам негде жить»… И что? Я перееду в кладовку?
Таня подошла ближе, ребёнок держался за её ногу.
— Лена, мне правда тяжело. Я не капризничаю. Я… Я в разводе. Я больше не знаю, кому звонить. Только Андрюше. Он — моя семья.
— А я? — Лена обернулась к Андрею. — Я тебе кто?
Он замолчал. Этот его молчаливый взгляд, полный вины и мужской беспомощности, бесил её больше, чем любой крик. Она стояла напротив них — как чужая. На своей же кухне. В своей квартире. Своей жизнью.
«Семья» — она всегда у него на первом месте. Только вот никогда не уточняется, чья это семья.
— Хорошо, — Лена развернулась. — Я пойду прогуляюсь. Чтобы не наговорить лишнего. Когда вернусь — Таня с Мишей должны быть не здесь.
— Лена, — Андрей шагнул к ней. — Ну подожди…
— Я сказала, не здесь.
Она вышла, не хлопнув дверью. Но звук её каблуков по лестнице был громче любого хлопка.
На улице Лена шла наугад. До ближайшего «Пятёрочки». Просто чтобы идти. Чтобы видеть тележки, людей, еду. Чтобы не думать.
Она купила воду, яблоки и влажные салфетки. В пакете — 200 рублей и её последняя уверенность, что этот брак ещё можно починить.
На скамейке у дома она разложила покупки и сделала глоток воды. Солнце било в лицо. Пожилая женщина с соседнего подъезда кивнула ей.
— С вами всё хорошо, девочка?
«Девочка»… В пятьдесят так уже не говорят. Но приятно.
— Почти, — улыбнулась Лена. — Вот только гости из дома выгоняют.
— А выгоните их вы. Пока не поздно.
Лена впервые за день улыбнулась по-настоящему.
Когда она вернулась, дома было тихо. Ни детского визга, ни Таниных звонков, ни Валентины Михайловны. Только Андрей сидел на диване. Один. Без телефона. Без ноутбука. С выражением лица, будто его ударили поленом.
— Они ушли, — тихо сказал он. — Я извинился. За себя и за них.
— Ты за кого сегодня был, Андрей? За нас или за них?
Он посмотрел на неё. Внимательно. Как будто впервые.
— Я хочу быть за нас. Только я не всегда знаю, как.
— Тогда учись, — сказала Лена. — Или собирайся жить с сестрой и мамой. Вместе. В одной комнате. С леопардовой вазой.
Когда в дверях снова появилась Валентина Михайловна, Лена даже не удивилась. Это было ожидаемо, как первый снег в ноябре — вроде рано, но не сюрприз.
— Ой, здравствуй, Леночка, — начала свекровь с той самой улыбкой, что всегда предвещала беду. — Я вот пришла… Ну, ты же понимаешь. Таню с ребёнком выгнали. Где им теперь?
Лена молча поставила на пол сумку с продуктами. Спокойно сняла куртку. Равнодушно кивнула.
— Я всё понимаю. Тебе непросто. Но ведь семья — это же не только «моя зона комфорта», как вы говорите. Это жертвы. Поддержка.
— Валентина Михайловна, — Лена села на диван и сцепила пальцы. — У вас есть минут десять. Только не надо красивых слов. Говорите прямо. Что вы хотите?
— Хочу, чтобы ты поняла: Таня — моя дочь. А Андрей — её брат. Вы семья. И вы не имеете права выставлять нас за дверь. Эта квартира…
