— Лена! — воскликнул Сергей, — хватит! Это же… ну, может, это старое…
— Это вчерашняя дата! — взвизгнула она. — У него ещё свидания в моём доме! А где? В комнате для гостей, на которой я, между прочим, хотела работать?!
— Ты хотела там шкаф собрать уже месяц, — буркнул Кирилл.
— Куда хочешь. Хочешь — к маме. Хочешь — на лавку. Хочешь — в «Нетфликс» навсегда. Но ты НЕ будешь трахаться на моём диване.
Сергей бросился в глухую оборону.
— Лена, ты не можешь вот так… выгнать его, как собаку!
— Собака хотя бы предана! А твой брат — это паразит, который жрёт мою еду, тратит мою воду, портит мой вай-фай и пялится на меня утром, как будто я вторглась в его личное пространство, когда иду в трусах за кофе!
— Ну, ты реально иногда ходишь слишком вызывающе, — вставил Кирилл.
— ВЫЗЫВАЮЩЕ?! — взвыла она. — В СВОЁЙ квартире? В СВОИ трусах?
— Девочки, может, остынем? — попытался пошутить он.
— Не называй меня девочкой, Кирилл. Я женщина. Женщина, у которой заканчивается терпение, как вода в пустыне. Только вместо миража — ты.
Сергей снова встал между ними, как буклет «Примирение в семье: 10 шагов».
— Лена, прошу тебя, не устраивай сцен. Мы же семья…
— Нет, Сергей. Семья — это когда ты и я решаем, как жить. А сейчас ты стоишь на одной стороне баррикады с человеком, который вчера оставил жирное пятно на моей наволочке. Это не семья. Это утопия. Без внятных границ и с ощущением, что я живу в дурдоме.
— Мама сказала, что ты просто не умеешь делиться, — тихо сказал Сергей.
— А… вот теперь всё понятно, — медленно произнесла Елена. — То есть мама уже оценила мою щедрость, да? А кто платит за аренду, за интернет, за электричество, за еду? Кто? Ты, Сергей?
— Или, может, Кирилл? — она повернулась к брату. — Ты хотя бы пакет для мусора вынес за эти семь недель?
— Ну… ты же сама говорила, что тебе проще самой сделать, чем объяснять.
Елена захохотала. Громко, резко, истерично.
— Ну да. А может, мне проще вообще жить одной, чем объяснять каждому из вас, что я — не нянечка и не санитарка!
Тишина. Звенящая. Удушливая.
Елена подошла к двери.
— У тебя час, Кирилл. Собирайся. И не звони маме, пусть сама позвонит — я давно хотела ей сказать всё, что думаю.
— Ты ведь не выгонишь меня, — голос брата Сергея стал каким-то по-детски жалким. — Это же просто… слова.
— Слова — это когда тебе кто-то верит. А я больше не верю.
Она ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.
А Сергей стоял, не двигаясь. Между братом, который не понимал, что натворил, и женой, которая больше не хотела объяснять.
Кирилл ушёл через три часа. Не через час. Но Елена не сказала ни слова. Она просто смотрела, как он пакует вещи. В её любимый чемодан.
— Верни потом, — сказала она на прощание. — Хотя нет. Оставь. И ключ тоже. Я замки всё равно поменяю.
Сергей всё это время метался по квартире, как курьер без адреса. Пытался шутить, умолять, объяснять. Она молчала.
У неё закипал чайник. И она смотрела на него, как на последнего нормального мужчину в этом доме.
Телефон зазвонил в семь утра. Не раз, не два — а так, будто в него вселился дух советского будильника, решившего мстить за все проспанные пары.
Елена прищурилась, схватила трубку — на экране высветилось имя, которое в последнее время появлялось реже, чем совесть у Кирилла. ВАЛЕНТИНА ПЕТРОВНА.
— Что, пожар? — пробурчала Елена в трубку. — Лена, здравствуй. Я не помешала?
Голос был медовый, как будто она не подговаривала сына против жены, а пекла блины с утра для всей округи.
— Ну раз ты уже в ухо залезла, то чего уж, мешай.
— Я тут хотела тебя попросить об одной малюсенькой вещице… Совсем крошечной. Даже, можно сказать, пустяк.
— Валентина Петровна, если вы хотите снова впарить мне Кирилла, то знайте — у меня уже аллергия на запах его дезодоранта. Он остался в подкорке. И, кстати, вызывает тошноту.
— Нет-нет, что ты! — защебетала свекровь. — Он… он уехал. Пока. Но тут такое дело… Мы с Сергеем решили — пока он ищет квартиру, ты могла бы немного помочь с деньгами. Всего тысяч сорок на аренду. Ну, если любишь мужа.
