— Женя, давай без сарказма. Сейчас всем тяжело. Но вы с Денисом должны держаться вместе. Я мать. Мне не всё равно.
— Вам было не всё равно, когда вы нам по воскресеньям навязывали борщ, хотя я просила не приходить. Вам было не всё равно, когда вы предлагали мне сменить работу, потому что «у учителей стабильность». И вам точно не всё равно, когда вы приехали в мой дом, без предупреждения, с чемоданами. Это называется вторжение, Маргарита Аркадьевна. В войну с вами играете?
— Женя, ну ты ж знаешь… Нам пока некуда. Брат говорил, ты человек с пониманием.
— Брат ошибался. И ты тоже.
Женя достала телефон и набрала Дениса. Он ответил на третий гудок.
— Привет. Я сейчас не могу, совещание…
— Ясно. Совещание. У меня тут твоя семья. С чемоданами. И твой брат, и твоя мама, и твой отец. Ты им сказал, что я не против?
Пауза. Долгая. Молчание тянулось, как жвачка на подошве.
— Я думал, вы договоритесь. Ты же не жестокая. У тебя большое сердце…
— Угу. А теперь там большая дыра. Всё. Ты свободен. И от меня, и от этой квартиры. Удачи на новом месте. Только не забудь — у твоей мамы лёгкая рука. Особенно на хозяйские полки.
К вечеру Маргарита Аркадьевна освоилась.
— Женя, мы тут подумали. Можно мы в спальне поживём? А ты пока в зале?
— Ну ты одна, а нас трое.
— Именно. Трое на одного — это как раз то, чего я ждала всю жизнь. Но — нет.
— Ты слишком эгоистична, — сказала она. — Женщине важно быть мягкой.
— А мужчине — снимать жильё, если он взрослый. Или жениться на женщине с квартирой, как мой муж.
— Ты зажралась, — огрызнулась свекровь. — В твоём возрасте люди одни не живут.
— А вы в своём возрасте живёте за чужой счёт. Забавно, правда?
В понедельник утром Женя поехала на работу с единственной мыслью: выкурить их всех, пока не поздно.
И тут случилось чудо.
На ресепшене её остановила охранница Нина Ивановна.
— Жень, а к тебе молодой человек приходил. Сказал — из жилищной комиссии. Хотел номер телефона. Я не дала.
— Да черт его знает. Но симпатичный такой. И с рюкзачком. А в рюкзаке — комодик! Пластмассовый! Представляешь?
Евгения не сразу поняла. Потом дошло.
Маргарита Аркадьевна.
В тот же вечер она подошла к соседке снизу — Ольге Петровне, вечно недовольной пенсионерке.
— Ольга Петровна, у меня к вам просьба. Если услышите крики, шум, запах борща — вызывайте участкового. У меня вторжение.
— Родственники бывшего мужа. Они хотят здесь поселиться.
— Сволочи, — кивнула та. — Я помогу.
На следующее утро Женя вызвала участкового.
И приехала с ним. К себе домой.
— Здравствуйте, — сказал лейтенант с видом уставшего дворника. — Есть заявление, что вы незаконно проживаете в квартире.
— Как это — незаконно? — взвизгнула свекровь.
— Вы собственник? — спросил он, глядя в бумаги.
— Нет… Но… Это моя невестка!
— Уже бывшая, — сказала Женя. — Документы — вот.
Маргарита Аркадьевна побелела.
Павел спрятался в ванной.
Павел Павлович икнул.
— У вас час на сборы. Или оформляем как самозахват жилплощади.
Через полтора часа они ушли. Молча. Без прощаний.
На прощание Маргарита Аркадьевна кинула:
— Ты ещё поймёшь, как тебе одиноко.
Женя закрыла дверь. Села на пол. И рассмеялась.
Одиноко — это жить с теми, кто не слышит тебя. А сейчас здесь — тишина. И чайник кипит только когда я хочу.
Она встала. Зашла в комнату.
И только тогда заметила: в углу стоял комод. Маленький. Пластмассовый. Детский.
Чтобы ты помнила: мы ещё вернёмся. С любовью, М.А.
Прошла неделя. Квартира стояла чистая, как хирургический кабинет после дезинфекции. Женя научилась закрывать двери с внутренним удовлетворением. Вечером пила чай в тишине, без Павла на диване и без запаха варёных потрохов в кастрюле.
Иногда она ловила себя на том, что прислушивается к лестничной площадке. Особенно по субботам. Соседи шептались, что свекровь поселилась у какой-то двоюродной сестры в Бирюлёво. Там был балкон без стеклопакетов и кошка с бешеным взглядом.
