— А вот здесь бы шкаф от нашей стенки встал, — мечтательно протянула Маргарита Аркадьевна, обводя взглядом гостиную. — Надо только кресло убрать, оно всё равно неудобное. Или куда ты его денешь, Женечка?
Евгения моргнула. Она не сразу поняла, что эта женщина — не декоратор из телепередачи, а её свекровь. И что «здесь» — это её, Женина, квартира. Квартира, купленная на её деньги. За двадцать восемь лет накоплений, фриланса, бесконечных проектов, экономии на кофе и на себе.
— Наверное, себе на голову надену, — медленно ответила она и встала с дивана. — Я не поняла. Вы что, переезжаете?
— Ну мы же только обсуждаем, — с улыбкой, в которой было больше победы, чем тепла, ответила Маргарита Аркадьевна. — Мы с отцом Дениса просто… ну, посмотрели. А что? Просторная квартира, дизайнерский ремонт. На съёмной нам неудобно, а у Павла после этой его дурацкой аварии долги — не расплатиться. Да и ты понимаешь… семья есть семья.
Слово семья свекровь произнесла так, будто Евгения в эту категорию по умолчанию не входила.
— Ты ведь умница, Женечка, у тебя есть свой доход, ты не пропадёшь. А мы старенькие… Где нам по съёмным углам мотаться?
— Вам же по шестьдесят пять, — отчеканила Евгения. — Это даже не пенсионеры, это… активное долголетие. Вон, кроссворды решаете, на дачу ездите. При чём тут моя квартира?
Маргарита Аркадьевна закусила губу, обиженно поджала рот и вытащила своё коронное оружие.
— Я, между прочим, родила тебе такого мужа. И, если уж на то пошло, именно он тебя поддерживал, когда ты по больницам моталась со своей этой анемией. А теперь, когда его брат в беде — ты поворачиваешься спиной?
— Когда его брат врезался в столб на отцовской машине с чужой женой на пассажирском сиденье, — Евгения с трудом сдержала голос, — мне почему-то никто не звонил спросить, а не перебраться ли нам к вам, Женечка, пока Павел зализывает свои моральные и кредитные раны.
— Женя, — подал голос Денис. До этого он сидел на кухне, делая вид, что занят работой. — Мы же просто обсуждаем. Родители не претендуют.
Евгения подошла к двери и тихо сказала:
— Пока вы обсуждаете — я живу. В своей квартире. Которую вы, видимо, хотите превратить в общежитие имени великомученика Павла. Не выйдет.
Только бы не закричать, — подумала она, выдохнула и ушла в спальню.
Они с Денисом не разговаривали три дня. То есть, как не разговаривали — он подходил, говорил что-то вроде: Тебе что-то передать из магазина? или Не забыла, что в субботу у мамы день рождения? Она молча кивала или делала вид, что не слышит. Но в квартире повисла вязкая, липкая тишина. Не та, спокойная, а та, где в каждой стене прячется обида.
В субботу всё произошло.
— Жень, — Денис смотрел в окно, как будто хотел выпрыгнуть. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но у родителей нет другого выхода. Кредит повесили на отца. Квартиру уже выставили. Они через месяц останутся на улице. А ты…
— Ну ты же знаешь, ты сильная. Ты найдёшь, куда деться. Мы можем и в съёмную на пару месяцев. А потом что-то придумаем.
Она хотела сначала ударить его сковородкой. Потом — обнять. Но в итоге просто спросила:
— То есть я должна уйти из своего дома. Потому что твои родители в очередной раз не справились со своими детьми?
— Это не так. Мы просто… у тебя больше возможностей.
— У меня больше мозгов. Я их не размазывала по бабам в чужих машинах, как твой брат. И не позволяла жене устраивать заселение без согласования с собственником, — зло усмехнулась Евгения. — Знаешь, Денис, хочешь я тебе подскажу, как будет лучше?
— Собери вещи. И вали вместе с ними.
Он замер. Впервые. За всё время их совместной жизни — замер, не зная, что сказать. И она увидела в его лице не мужа. Не защитника. Не родного человека. Она увидела, чью-то тень.
— Я не уйду, — выдохнул он. — Это тоже мой дом.
