— Алло? Алина? Добрый день. Это Светлана, мы снимаем у вас квартиру на Артиллерийской. У нас тут к вам вопрос… — голос на другом конце провода звучал неловко, будто женщина собиралась сообщить плохую новость.
Алина вздрогнула, глядя на подгоревшую гречку. Дети орали где-то в коридоре, на кухне стоял стойкий запах перегоревшего масла, а за спиной тяжело дышала Валентина Михайловна, как будто дожидалась момента для укора.
— Светлана? Какую квартиру?.. — переспросила Алина, даже не сразу поняв, о чём речь.
— Ну, ту, на Артиллерийской… Где мы с мужем живём уже третий год. Мы просто хотели уточнить, будете ли вы поднимать аренду, как говорила ваша мама… То есть, свекровь ваша.
Алина замерла, как будто кто-то вдарил ей под дых.
— Подождите, вы… аренду платите? Кому? — голос её сорвался на визг.
— Ну как… как обычно. Валентине Михайловне. Она с нами с самого начала и общается. Разве не вы… — Светлана замялась. — Ой… простите, может, я чего-то не поняла. Просто договор у нас с ней, мы думали…
Алина медленно опустила телефон. Сердце застучало где-то в горле. Квартира. Та самая. Бабушкина. Наследство. Она оставила её как запасной аэродром, как гарантию спокойствия, как… что угодно. Но точно не для этого.
В комнату вошла Валентина Михайловна с тяжёлым, усталым видом, как будто только что тащила на себе мешки с цементом.
— Кто это тебе названивал с утра пораньше? — усмехнулась она, взяв чашку и уставившись на кофейную гущу внутри. — Только я вчера вымыла посуду, а ты опять весь жир расплескала. Ты как готовишь вообще?
Алина медленно повернулась, взгляд остекленел.
— Это Светлана. Из Артиллерийской. — Голос её был сдержанным, но внутри всё бурлило, как кастрюля, оставленная на плите. — Она сказала, что аренду платит тебе.
Валентина Михайловна фыркнула, как будто услышала нечто возмутительно глупое.
— Ну а кому ещё? Я с ними всё сама уладила. Тебе с детьми только бегать, да в телефоны свои пялиться, какие тебе договоры. Я всё решила, чтобы вам легче было. Деньги в семью шли.
— В какую семью, Валентина Михайловна? — Алина встала, сцепив пальцы. — Ты хоть понимаешь, что ты сделала? Это моя квартира. Моё наследство. У меня на неё документы. Ты вообще не имела права…
— Ой, да брось ты, — перебила свекровь, отмахнувшись. — Квартира как квартира. Стояла без дела. Мама твоя умерла, царствие ей небесное, и ты тогда ревела, что не знаешь, как жить будете. Я и решила, что лучше деньгами помогать, чем пылью она покроется. Все нормально.
— Ты помогать решила? — Алина шагнула ближе, её голос дрожал. — Я три года таскаюсь по врачам с детьми, экономлю на себе, а ты жила на мои деньги, ещё и делала вид, что это — от большой доброты?
— Вот только не надо устраивать сцен, Алина, — резко ответила Валентина Михайловна, щёлкнув пальцем по чашке. — Ты вообще знаешь, сколько коммуналки за ваш дом плачу? Сколько стоит еда, которую ты с полок только в рот суёшь? Я не у себя её ворую, между прочим. А у соседей спроси, у них вообще всё в кредит. А ты вон — в своей квартире, как барыня, сидела бы.
Алина хотела что-то сказать, но в этот момент в коридоре показался Алексей. Муж. Сын своей матери. Он встал между ними, как будто защищал кого-то. Но не жену. Это точно.
— Что за крики? — пробурчал он. — Что опять началось?
Алина повернулась к нему, выдохнув через силу:
— Алексей. Твоя мать сдавала мою квартиру. Без моего ведома. Получала деньги. Годами. Тебе это известно?
Алексей потёр глаза. Вид у него был такой, будто он только что вернулся с шахты и мечтал просто сесть и съесть свой борщ, но его, как всегда, втянули в войну.
— Алиночка, ну давай спокойно… Я знал. — Он потупил взгляд. — Она же делала это ради нас. Деньги шли на семью. Не начинай сейчас…
