День прошёл в молчаливой вражде. Елена работала из дома, но сосредоточиться было невозможно. В одиннадцать Ольга Петровна включила «Модный приговор» на полную громкость, комментируя вслух каждого участника.
— Вот она — дура. Зачем такие брюки, если у тебя бёдра, как у танка? Эх, Лёша у меня всегда умел отличить хорошую фигуру…
Задушить. Просто взять и задушить подушкой, — мечтала Елена, продолжая строить таблицы, в которых цифры скакали от злости.
В обед свекровь сварила суп. Без предупреждения. На старой куриной спинке и вермишели, которую Елена в жизни бы не купила.
— Супчик, кстати, полезный. А не как ваши эти… доставки с Вьетнама. Знаешь, откуда они эти креветки таскают? Из канавы.
— Спасибо, — сухо сказала Елена. — Но я не голодна.
— Угу. А потом язвы, гастриты, и что мы скажем Лёше? Что ты велела ему не беспокоиться, потому что сама себя довела?
Вечером Алексей вернулся — как на похороны. Лицо серое, глаза красные.
— Ну как встреча? — спросила Елена без особого интереса.
— Пролетели, — буркнул он. — Всё накрылось. Партнёр отказался. Сказал, мы ненадёжные. Я ему предлагал — и так, и эдак. Он сказал, пусть твоя жена в Excel-таблице рисует прибыль.
— Так может, я и нарисую, — пожала плечами Елена. — По крайней мере, у меня бизнес работает. А у тебя — фантазии.
— Лена, не сейчас, ладно? — Он сел на кухне, потер лицо ладонями. — Я устал.
— А я нет? Я в своём доме не могу даже побыть одна. Везде — глаза. Её глаза. Она даже шкаф в ванной заняла, мою расческу выкинула!
— Это не так! — донёсся голос Ольги Петровны из комнаты. — Я просто решила, что она старая. А старая расческа — это же антисанитария. Я заботилась!
— Всё. Я так больше не могу. Я как в ловушке.
— Лена, ну пожалуйста. Потерпи. Ещё пару дней. Я уже нашёл мастеров, они завтра там стены вскроют, всё просушат.
— А ты не хочешь вскрыть мозг? Свой? И посмотреть, почему ты всегда на её стороне? — Она подошла ближе, резко. — Ты когда последний раз был на моей?
— Я всегда на твоей, Лена…
— Нет, ты всегда рядом. Но никогда со мной. Понимаешь?
В этот вечер она снова не вышла из спальни. Алексей пил на кухне. Ольга Петровна смотрела «Поле чудес».
А потом она произнесла фразу, которую услышала даже Елена из-за стены.
— А знаешь, Лёшенька, может, и к лучшему, что вы не успели родить. Всё равно бы потом делили ребёнка. Она — та ещё стерва.
Дверь спальни резко открылась. Елена стояла на пороге, босиком, с тёмными глазами, как у человека, которого разбудили в момент пытки.
— Повтори, — сказала она тихо. — Повтори, что ты сейчас сказала.
— Я не тебе говорила, — дернулась Ольга Петровна.
— Это мой дом. Ты живёшь здесь. На моей еде. С моим мужем. На моём белье ты сидишь. Так что говори мне.
Алексей попытался встать:
— Сиди, — бросила Елена, не отрывая взгляда от свекрови. — Ты тоже послушай.
— Я сказала, — медленно произнесла Ольга Петровна, — что хорошо, что у вас нет детей. Потому что они бы страдали с такой матерью.
— Поняла, — кивнула Елена. — Всё. Завтра ты уходишь. Или я.
— А квартира-то не твоя, милая! — с торжеством сказала свекровь. — Помнишь?
Елена медленно улыбнулась. И достала с полки… папку. Красную, с гербовой печатью.
— Ты зря думаешь, что я дура, — спокойно сказала она. — Договор дарения. От Лёши. На моё имя. Заверенный у нотариуса. Три месяца назад.
— Лена, ты же сказала, что не будешь его оформлять…
— Сказала. А потом передумала. Потому что слишком часто слышала, как ты молчишь, когда она говорит, что я тут никто.
Ольга Петровна побледнела.
— Ты… ты подстроила всё?
— Нет. Я просто научилась защищать себя. Завтра — такси. В одиннадцать. Тебе помочь собрать вещи?
Алексей долго стоял у окна.
— Не надо, — оборвала она. — Если ты думаешь встать между нами и дальше — решай прямо сейчас.
