— Вы с ума сошли? — у Алины даже голос сел. — Эта квартира куплена мной. Я гасила ипотеку. Я работала. Я въезжала сюда с коробками, пока Алексей подбирал шторы для маминого дома. И теперь вы предлагаете мне… передать часть квартиры вашему безработному сыну?
— Он не безработный, он временно в поиске себя, — вмешался Виталий, выходя из спальни в шортах и футболке с надписью «Real men don’t do drama».
— Ага. Только ты сам — одна сплошная драма, — процедила Алина. — У тебя даже тапки тут воняют предательством.
— Ну это уже перебор, — сказал Алексей, заходя следом. — Мы просто хотели поговорить.
— Вы не хотели поговорить. Вы хотели меня поставить перед фактом. Мол, квартира — общая. Брату плохо. Жена злая. Давайте отрежем ей кусок и скормим нуждающемуся родственнику.
— Не драматизируй, Алина, — снова включилась Елена Петровна. — Ты же понимаешь: семья — это всегда компромисс. Вот я, например, с отцом Алексея сколько лет прожила, и ничего. Он меня тоже бесил. И даже бил пару раз. Но я терпела. Потому что семья.
— Вы сейчас серьёзно? Вы сравниваете физическое насилие с бытовым паразитизмом? — Алина не верила своим ушам. — Мне бы вашей выдержки. Хотя нет, не надо. А то потом таблетки придётся пить. От удушья.
На следующий день Алина сделала то, чего Алексей от неё не ожидал. Она поехала к нотариусу.
Там, спокойно и хладнокровно, оформила всё, что могла. Чётко зафиксировала, что квартира — её личная собственность, куплена до брака, на её средства, с её выплатами. Никакой «общности имущества». Никакой «семьи» в праве собственности.
И вот когда она приехала домой, с папкой документов, на пороге её встретили… вся троица.
Елена Петровна с выражением «мы пришли мириться, но с кулаками».
Виталий — с бровями домиком.
Алексей — с растерянной честностью в глазах.
— Алина, мы подумали… — начал он.
— Да вы всё уже подумали. А теперь я. — Она открыла папку и вытащила бумагу. — Вот. Заверенная копия. Квартира — моя. Только моя. Юридически. И морально, кстати, тоже.
Елена Петровна попыталась вставить:
— Это ты зря. Мы просто хотели…
— Вы хотели — это не значит, что вы получите, — перебила Алина. — И теперь условия такие: Виталий собирает вещи. Сегодня. До вечера. Алексей — решает, он с мамой и братом или со мной. Время подумать — до утра. Потом — поздно будет.
— Это шантаж? — сверкнула глазами свекровь.
— Нет. Это взрослое решение взрослого человека, который устал от цирка. Билетов больше не будет.
— Ты что, серьёзно? — ошарашенно спросил Алексей. — Просто выгнать моего брата?
Алина глубоко вздохнула.
— Я не выгоняю твоего брата. Я выгоняю из своей жизни свою глупость. Глупость, которая поверила, что семья — это когда все тебя любят просто так. А не только пока ты оплачиваешь коммуналку.
К вечеру Виталий собрал вещи. Правда, с сарказмом.
— Не переживай, Алин. Тебя всё равно никто не вспомнит через полгода. Зато как ты себя сейчас ведёшь — это прям в учебник. «Как остаться одной и не заметить».
— Главное — не с тобой, — улыбнулась она. — А там уж посмотрим.
Алексей остался. Но сидел весь вечер в тишине. Его внутренний процессинг явно завис на стадии «перепрошивка ценностей».
Алина молча смотрела в окно.
Утро было каким-то слишком светлым. Алина проснулась от того, что в квартире подозрительно тихо. Ни звука. Даже холодильник перестал гудеть, как будто испугался последствий.
Алексей сидел на краю дивана в зале. В одних джинсах, с кофрой в руке и лицом, на котором даже щетина торчала как-то обречённо.
— Я ухожу, — произнёс он так, будто объявил о конце эпохи.
Алина молча наливала себе кофе. Без молока, без сахара — как жизнь последние три года.
— Только не говори, что ты всё обдумал, — сказала она, не оборачиваясь.
— А что ты хочешь услышать?