Алина подошла ближе. Пальцем аккуратно подняла осколок с пола. Посмотрела на него, как хирург на вырезанную опухоль.
— Алика? Правда? То есть ты разбил чужую вещь, даже не извинился, и теперь предлагаешь мне китайскую подделку взамен? Тебе самому не смешно?
— Не драматизируй, Алина, — вмешалась снова Елена Петровна, которая, видимо, уже считала себя третьим участником их брака. — Это же просто ваза. Ну, подумаешь! У нас у соседки на даче вообще дом сгорел.
— Может, и вам поехать туда? Домой? — сквозь зубы процедила Алина.
— А вот и отличная мысль! — вдруг радостно подхватила свекровь. — Только у Виталика пока ни дома, ни денег, ни понимания, как жить дальше. Может, вы с Алексеем обсудите, как его поддержать? Ну там… зарегистрировать временно здесь. Всё равно ведь квартира большая. Да и, строго говоря, Алексея…
— …да, да, я помню. Алексей — твой сын. А я — просто арендатор с ипотекой, — усмехнулась Алина. — Только вот беда: квартира — моя.
— Ну ты ж замужем, Алина, — пожала плечами Елена Петровна. — Всё общее. Семья. Супружество. А ты — как будто против всех…
— А вы — как будто против меня, — спокойно сказала Алина. — Только с юмором у вас хуже. А с совестью — вообще швах.
Вечером она сидела на кухне одна. Смотрела на пустую полку. И вдруг поняла: ваза — это не просто ваза.
Это была последняя вещь, которую в этой квартире ещё уважали.
И странное чувство — не обида даже, а ясность — прорезалось внутри.
Виталий. Елена Петровна. Алексей. Все они были как осколки этой вазы. Яркие, режущие, бессмысленные. И собирать их обратно — смысла никакого.
Она включила чайник. Точно зная: завтра будет разговор. Большой. Последний. Без фильтров.
С утра на кухне царила гробовая тишина. Даже чайник, казалось, кипел как-то по-тихому, в полголоса, чтобы не потревожить обстановку.
Алексей сидел за столом с тем самым выражением лица, с которым мужчины обычно читают инструкцию к газовой колонке — вроде всё понятно, но душа всё равно замирает.
Алина стояла у плиты и жарила омлет. На одну порцию. Себе. Без единого взгляда в его сторону.
— Я вчера подумал… — начал Алексей и сразу осёкся, как школьник, забившийся в угол после двойки по математике.
— Мало ли, что ты подумал. Мне важнее, что ты сделал. А ты, Лёшенька, сделал ровно ничего.
— Ну ты тоже… перегнула, если честно, — осторожно вставил он, зацепив ложкой по кружке.
— Да, точно. Перегнула. Надо было сразу полицию вызвать — сказать, что в квартиру проник человек, разбил имущество, и у него ещё есть ключи. Очень логично, правда?
Алексей встал, прошёлся по кухне, потёр затылок — фирменный жест, который означал, что ему очень хочется выглядеть как взрослый, но получается школьник с сочинением «Как я провёл лето».
— Алина, ну ты пойми, это же мой брат. Он в сложной ситуации. Жена ушла, бизнес накрылся, ему негде жить…
— О, давай сейчас ещё слёзы пустим! И по кругу пустим шапку для сбора пожертвований, — резко обернулась она. — Сложной ситуации у нас у всех хватает. Только ты почему-то вспомнил, что у тебя брат, ровно тогда, когда я взяла ипотеку. До этого ты был вполне автономным мужчиной с отдельным мнением.
Алексей молчал. Потому что сказать было, по сути, нечего.
— Ну ты это… не кипятись, Алиночка, — Елена Петровна сидела на диване с видом полноправной хозяйки, развалившись и поедая виноград, который сама же и принесла. — Мы тут с Виталиком посовещались… И вот, что решили.
Алина встала в дверях, сцепив руки на груди.
— Ну… Я и Виталик. И Алексей, кстати, тоже не против.
— Фантастика. Новое семейное правительство. Только я, видимо, в этом тройственном союзе — министр обороны. Обороняюсь с утра до ночи.
— А не надо, дорогая, вот этих колкостей, — резко сказала Елена Петровна, кладя виноградину в рот. — Мы решили: квартиру нужно оформить на Виталика. Ну хотя бы частично. Как помощь. Ведь вы семья. А значит — всё общее.
