— Как чайник, да, — усмехнулась она. — А ты забыл, что этот «чайник» построил бизнес, пока ты перекладывал чертежи из одной папки в другую? И купила квартиру. Не ты. Не мама. Я. На свои.
Он замолчал. Встал. Пошёл к окну. Там было серое утро, капли на стекле, дворник лениво возил метлой по асфальту.
— Ты не права, — проговорил он наконец. — В любом браке бывают трудности.
— Бывают. Но когда трудности — это ты, а твоя мама, простите, грузчик с ломом — я имею полное право выйти из этого брака. Со всеми вещами.
Она достала диктофон. Положила на стол. — Вот тут, кстати, она очень вдохновенно говорит, как мне «выселение устроить». Хочешь послушать?
— Ты ненормальная. — Он повернулся резко. — Ты сама всё испортила. Ты озлобленная, закомплексованная истеричка. Ты ни с кем не уживёшься. Поэтому ты одна. И останешься одна.
Татьяна кивнула. — Возможно. Но я лучше останусь одна, чем в треугольнике с тобой и мамой, где у неё права, а у меня обязанности.
— Ты думаешь, кому-то будешь нужна после пятидесяти, со своими загонами? — Он усмехнулся. — Посмотри на себя. Без меня ты никто.
— Без тебя я — снова я. — Она встала. — И, между прочим, эта «никто» обеспечила тебе ипотеку, машину и тот самый тёплый пол, по которому твоя мать с утра любит шаркать в тапках. Так что не обольщайся.
— Я отсюда не уйду, — процедил он. — Половина — моя. Мы в браке. Дом оформлен на меня.
— А ты юристов не слушай — ты маму слушай, — засмеялась Татьяна. — Ещё пара таких решений — и ты не то что квартиру потеряешь, а кроссовки с балкона.
Он молчал. Лицо его пошло пятнами, губы подрагивали.
— Мы ещё посмотрим, кто кого, — выдавил он наконец и вышел из кухни.
К обеду пришла Людмила Сергеевна. Вид у неё был воинственный, как у дамы, выигравшей тендер на коммунальную войну.
— Татьяна, — начала она сразу с места в карьер, — я так просто это не оставлю. Как ты посмела обвинить Андрея в том, что он что-то у тебя крадёт? Это же его дом. Его!
— Он — архитектор, не вор, — отрезала Татьяна, — но почему-то последний месяц он ведёт себя как рейдер. Вскрывает личные вещи, оформляет имущество, делает мне «сюрпризы». Очень творческий подход.
— Ты просто злая. Потому что не можешь родить, не можешь мужчину удержать, и тебе всё кажется, что тебя предают.
— О, Людмила Сергеевна, вы прямо психотерапевт. Где учились? В садоводстве? — Татьяна встала, не скрывая иронии. — У вас, наверное, диплом есть: «Токсичность с отличием».
— Ты с ума сошла! — вспыхнула свекровь. — Я старше тебя!
— Вот именно. И давно пора научиться уходить красиво.
Она открыла сумку. — Вот повестка. В суд. Иск о разводе и разделе имущества. А вот — уведомление об отключении вашей регистрации в квартире. Участковый придёт завтра. Вы здесь больше не живёте.
— Это ты… Это ты всё подстроила. Ты нас выкидываешь?
— А вы как хотели? Сначала — на шкатулку позарились, потом на квартиру. Не вышло? Печалька. А я — по закону. Всё чётко. Даже документы завизированы.
— Ты… ты же женщина! — запнулась Людмила Сергеевна. — Как ты можешь быть такой?
— Женщина, которая знает цену себе и своей работе. И очень хорошо запоминает, кто её хотел вышвырнуть. Я вас не выкидываю. Я просто убираю мусор из жизни.
Она вышла из кухни и громко сказала в зал: — Андрей, мама собирает вещи. Можешь помочь.
Из комнаты донеслось глухое: — Не трогай меня.
— Не трогаю. Уже всё отпустила, — сказала она, снова спокойно.
И впервые за многие месяцы в доме стало не просто тепло. Стало — тихо. Слишком тихо. Но это была правильная тишина. Начало. Предвкушение. И маленькая победа.
Когда они ушли, было пусто. Нет, не физически — диван остался, кухня на месте, кот всё так же дрых в кресле, будто ничего и не было. Но воздух — как после скандала: плотный, звенящий, как в подъезде после семейной драки.
