Татьяна чуть не выронила телефон.
— Что значит — переписать на мать? Это… это ж как?
— Ну ты ж знаешь, у нас народ любит «временно». Всё временно, а потом — на тебе. Пиши пропало. Я тебе просто говорю. Ты сама думай.
Она позвонила Андрею, дрожащими пальцами тыча в экран.
— Привет, — отозвался он не сразу. — Что-то случилось?
— Случилось. Я слышала, что ты оформляешь мою квартиру на маму. Это правда?
— Ну не твою, а нашу. Всё-таки мы в браке. И оформляю временно, — голос был ровный, будто он говорит не про измену, а про заказ суши. — Чтобы налоги не платить, да. Ну, ты же не против?
— Против. — Голос у неё был ледяной. — Я не собираюсь отдавать то, что заработала сама, твоей мамочке. Ты с ума сошёл?
— Не драматизируй, Тань. Это просто документы. Я всё потом обратно оформлю.
— Ага. «Потом». Иди оформляй обратно сейчас. Иначе я пойду к нотариусу. И к адвокату. У меня, между прочим, запись есть — как твоя мамаша шастает по моим украшениям и говорит, что я «всё равно недолго здесь задержусь».
— Ты её что, записывала?
— У меня диктофон стоит в гостиной. Я не идиотка. Ты думал, я не замечу?
Повисла пауза. А потом Андрей сказал тихо, но с каким-то новым тоном, чужим:
— Ты перегибаешь, Татьяна. Это уже перебор. Мы — семья. А ты устраиваешь какой-то шпионский сериал. Тебе надо отдохнуть.
— Отдохнуть? — хрипло рассмеялась она. — Отлично. Я как раз подумываю развестись. С отдыхом совпадает идеально.
В этот вечер Татьяна снова не спала. Она перебирала бумаги. Достала брачный договор — а он, как назло, был стандартным, без разделения имущества. Всё совместно. Она скрипела зубами. Потом нашла тот самый документ — договор купли-продажи. В нём было написано: покупатель — Андрей. Не она. Не они вдвоём. Только он.
Какой же я была дурой.
В спальне муж мирно храпел, укрывшись до подбородка.
— Дорогой, — прошептала Татьяна, стоя над ним, — ты даже не представляешь, как завтра изменится твоя жизнь. И твоей мамочки тоже.
Достав из тумбы бутылку вина, налила в бокал, включила ноутбук и написала письмо юристу: Прошу вас завтра подготовить иск о разделе имущества и разводе. Без примирительных сроков. Да, я уверена.
P.S. Есть диктофонная запись разговора, где свекровь обсуждает план переписи квартиры. Имеет смысл приложить? На следующее утро Татьяна проснулась с ясной головой. Без привычного тумана, без кома в горле. Будто из тела вынули старую гвоздь — стало больно, но легче дышать. Она встала, заправила постель так, как любила сама, а не как Людмила Сергеевна учила: «с уголочком, Танечка, с уголочком, ты же не в общежитии».
Нет, не в общежитии. Пока что. Но и не в тюрьме. Больше нет.
В кухне было подозрительно тихо. Людмила Сергеевна обычно уже с утра стояла на боевом посту — лосины, халатик с запахом, в руках ложка как дирижёрская палочка. А тут — тишина.
Татьяна налила кофе. Села. Сделала первый глоток. И тут в кухню вошёл он.
— Ты серьёзно, Тань? — Андрей был небрит, в мятой футболке и с выражением лица, как у человека, которого к восьми вызвали на дежурство, а он только лёг спать. — Ты действительно вчера отправила юристу заявление на развод?
— Серьёзно, — спокойно ответила Татьяна, делая ещё один глоток. — А что, ты думал, я пошутила? Это тебе не твоя мама.
— Ну, ты же понимаешь… Это глупо. Из-за какого-то недоразумения рушить брак, имущество, всё, что мы строили… — Он сел напротив, по-хозяйски расправив плечи. — Ты же не безумная.
— Ага. Не безумная. Просто устала быть дурой. Она подняла взгляд. — А ты, кстати, когда собирался сказать, что оформляешь мою квартиру на свою маму?
— Да это… Это технически. Мы хотели как лучше. Чтобы не было проблем.
— Мы? — удивлённо переспросила она. — «Мы» — это ты и мама? Ну надо же. Я-то думала, «мы» — это ты и я.
— Не драматизируй, — скривился он. — Ты всегда из мухи слона раздуешь. Мама просто хочет немного спокойствия. Она старая женщина, ей тяжело. А ты ходишь и пышешь, как чайник.
