— Ага, ага, я поняла. То есть шторы тебе мешают, а моя работа тебя не смущает? — Татьяна с силой хлопнула крышкой посудомойки. — Интересно, Олег, если я в бухгалтерии отчёт не сдам, ты тоже маме жаловаться пойдёшь?
Олег нервно потёр шею и посмотрел в сторону окна, будто там было спасение. Был понедельник. Семь утра. Только что сваренный кофе остыл быстрее, чем терпение у Татьяны.
— Я ничего не говорю, Таня, просто… ну, маме тяжело. У неё давление, ты же знаешь. А ты на неё с этим телефоном наорала…
— Я с телефоном? Я? — Татьяна развернулась к нему резко, как турникет в метро в час пик. — Это она вломилась в субботу в восемь утра, с пирожками, между прочим, на яйцах, на которые у меня аллергия, и начала ревизию холодильника. «А что это у вас йогурт с клубникой? А где борщ? А картошка варёная?» Что это вообще было, Олег?
Он вздохнул. Типа тяжело. Типа он один страдает между двух женщин. На самом деле, он просто ждал, пока кто-то сам уйдёт.
— Мамы просто волнуются, — произнёс он наконец, тихо. — Она говорит, ты холодная. Что ты с ней ни о чём…
— Ни о чём? — Татьяна уставилась на мужа. — Да мне с ней даже о капусте поговорить тяжело. Она ведь её не варит — она ей командует! «Так, а ты чего мужа не встречаешь? Почему он сам себе яйца варит? Я вот вон отцу твоему до самой пенсии пельмени лепила, и ничего — он не помер с голоду!» Ты в курсе, что в прошлый четверг она у меня постирала мои шелковые блузки вместе с тряпкой для пола? «Я думала, это рубашка из «Глории Джинс»!»
— Ты опять начинаешь…
— Нет, Олег. Это не я начинаю. Это она не заканчивает. И ты, между прочим, — тоже. А ещё твоя мать просила, чтобы мы ей ремонт оплатили. Ты это слышал?
Он медленно опустил взгляд в кружку. Там было пусто, как и в его ответах. Он молчал. Потому что удобнее отмолчаться, чем выбрать сторону. И он её никогда не выбирал.
— У мамы кран капает. — Его голос был виноватый. Мальчишеский.
— У неё капает не кран, Олег. У неё капает на мозг. Уже двадцать лет. Она тебя не вырастила — она тебя сварила на медленном огне. Ты даже не заметил, как стал её продолжением. У вас, видимо, общее мнение на двоих. Только вот я в этот комплект не входила.
Он встал. Пошёл за пиджаком. Рабочее бегство.
— Не знаю, Таня, — сказал он, не глядя. — Но ты как-то очень злая стала. С тобой сложно. Всё время претензии. Может, маме и правда виднее…
Эта фраза, обронённая походя, как ключи на полку, вонзилась ей под рёбра. Как можно — вот так, мимоходом — выдать финальный приговор браку, который она всё ещё пыталась спасти?
— То есть… — голос предательски дрогнул. — Ты правда считаешь, что мама права?
Он пожал плечами. Лицо было закрытым. Никаких эмоций. Только усталость. Но не от жизни — от того, что ему снова нужно делать выбор. И он выбрал не выбирать.
