— Таня, ну подожди, — начал он, но она уже не слушала.
— Нет! Я не подожду! Она вломилась сюда, как контролёр в маршрутку! С лопаткой и моралью! А ты — ты дал ей ключи? Ты за моей спиной отдал ей копию ключей от моей квартиры?!
— Она просила… — пробормотал он.
— Просила?! — Татьяна шагнула к нему. — А если бы она попросила мою зарплату, ты бы и её ей отдал? Или может, ты вообще решил, что мы теперь втроём жить будем?! Только где я — на балконе?
Нина Васильевна фыркнула и подошла ближе.
— Вот, Олег, смотри, какая у тебя жена! Кричит, истерит! Женщина — это тыл, а она — фронт с утра до вечера!
— А вы — оккупация! — не выдержала Татьяна и оттолкнула свекровь от себя.
Нина Васильевна пошатнулась, но устояла. И — не будь дура — запустила в невестку… мокрой прихваткой. Прямо в лицо. Попала в щёку.
Татьяна взвизгнула, схватилась за щеку, а затем — не думая — швырнула в ответ полотенцем. Сковородка звякнула. В воздухе повис запах жира и стыда.
— Вы обе с ума сошли?! — заорал Олег. — Это что за цирк?! Мама, ты чего творишь?!
— Я?! — закричала она. — Она меня толкнула! Ты видел?! А ты всё молчишь, как тряпка!
— Да, он молчит, — выдохнула Татьяна, подходя к двери. — Потому что если бы он хоть раз рот открыл, то мы бы уже давно развелись.
— Нет, Олег. Хватит. Я сражаюсь за наш брак, а вы — за комфорт. Я живу, а вы… вы боитесь жить без маминых борщей.
Она сняла обручальное кольцо. И положила его на подоконник. Медленно, молча. Как билет, которым больше не поедешь.
— Я ухожу. Сегодня. И она остаётся. С тобой.
Олег подошёл ближе, попытался взять её за руку. Она отдёрнулась.
— Не прикасайся. Ты выбрал. Молча, как всегда. Только теперь это не безобидно. Теперь это навсегда.
Дверь хлопнула. За ней — коридор, лестница, и свобода. Глухая, болезненная, но — своя.
Татьяна жила на съёмной квартире в спальном районе, рядом с ветклиникой и магазином сантехники. Спала мало, ела через силу. На кухне стоял один стул, а на подоконнике — кофе и пачка сигарет. Она не курила, но держала пачку. Так, чтобы был выбор.
Олег не звонил. Не писал. Видимо, мама запретила. Или сам решил, что пусть «всё уляжется».
Она возвращалась с работы, когда на лестничной площадке столкнулась с Тамарой — своей бывшей начальницей, бывшей соседкой и вообще бывшей «всей в белом». Тамара была как ветер: холодная, неожиданная и без тормозов.
— Танюш, я тебя искала, — сказала та, прикрывая ногой лифт, — ты чего как партизан? Я ж звонила. Писала. Ты где живёшь-то теперь?
— Снимаю, — глухо сказала Татьяна. — На временной.
Тамара вздёрнула бровь. Её не удивляли такие ответы. Она сама развелась трижды.
— Понятно. Слушай, — понизила голос, — я у вас была вчера. По старой памяти. Хотела плёнку занять, у меня ванна течёт. И, Танюш… там, прости, весело. Твоя свекровь там теперь живёт. В твоём халате. И говорит, что ты «сбежала от ответственности». Сына бросила. На произвол судьбы.
