Алина не ответила. В ней вскипало, как вчерашний суп, оставленный на плите. Только это не был борщ — это была ярость. Чистая, наваристая, с жирными кусками обид.
— Маргарита Павловна, вы пришли, чтобы что? Чтобы сказать, что я виновата в том, что Игорь врал, т№;(ался на работе и собирается выгнать меня из квартиры? Или у вас просто скучный день?
— Я пришла, потому что у вас, молодёжи, теперь мода — сразу в суд. А мы раньше мирились. Потерпели — и дальше живём.
— Вы терпели мужа-алкоголика тридцать лет. Простите, но я не собираюсь делать из себя табуретку, по которой удобно проходить к новой жизни.
Маргарита Павловна замолчала. На мгновение. Потом встала, как в театре, поправила платок, сумочку взяла поближе к груди — как бронежилет.
— Ну что, Алина, теперь ты никто? Без мужа, без квартиры, без будущего. На кого надеешься? На закон?
— На себя, — чётко ответила Алина. — А вы — идите домой. Или к Карине. Теперь она у вас будет вместо дочери. Я уверена, у неё душа как у борща в ресторане — дорогая и такая же пустая.
Хлопнула дверь. На этот раз — другая. Теперь — финальный щелчок за рамками одной эпохи.
Стеклянные стены, запах кофе и чужих решений. Юрист — женщина лет сорока, с кольцом на пальце, ногтями цвета красного вина и глазами, в которых не было иллюзий.
— Квартира оформлена в браке. Значит, делится пополам. Но… есть нюансы. Вы говорили, что часть денег на первый взнос была из вашей премии?
— Да. Я могу найти выписку. Там перевод был из моей копилки за пять лет.
— И переводы, которые Игорь делал Карине — у вас есть доказательства?
Алина кивнула. В телефоне — скрины. Папка «Армагеддон». Двадцать четыре файла. Чеки, выписки, диалоги, где он называет Карину «солнышком» и пишет: «Деньги на коляску отправил. Алина ничего не заметит».
— Отлично. Это пойдёт. Мы заявим о растрате совместного имущества.
— Это поможет? — Алина смотрела на документы, как будто видела там себя. Разрезанную, обезличенную, в файле формата .pdf.
— Это даст нам шанс. А ты, милая, уже большая девочка. Перестань быть удобной. Начни быть опасной.
Вечером Алина стояла у плиты. Не готовила — просто держалась за край, чтобы не рухнуть.
Мир крутился. Где-то Карина выбирала пелёнки. Где-то Игорь репетировал разговор с её юристом. Где-то свекровь рассказывала, как невестка «сама виновата».
А у неё — была правда. У неё — были документы. У неё — была боль. Но и сила.
Телефон зазвонил. Номер неизвестный.
— Алина? Это Карина. Нам надо поговорить.
Вот он — поворотный момент главы.
— О, Карина. А ты умеешь звонить другим женщинам? Или тебе просто скучно между токсикозом и подсчётом алиментов?
— Я… я просто хочу, чтобы ты знала: я не собиралась разрушать семью. Это всё как-то… само…
— О, милочка. Ты в живот себе ребёнка «сама» впихнула? Или это приложение «Залети от чужого мужа»?
— Нет. Я теперь понимаю всё. Особенно, как женщине нужно уметь быть сильной. И знаешь, что? Спасибо. Благодаря тебе я, наконец, увидела, с кем живу. И кем быть больше не хочу.
И в эту секунду — поняла: с этой минуты она больше не жертва.
— Ты могла бы всё упростить. Мы могли договориться нормально, — Игорь говорил тихо, будто боялся сам себя.
— Ты называешь «нормально» — отдать тебе квартиру, в которой я клеила обои, пока ты выбирал вино для Карины? — Алина даже не смотрела на него. Она листала документы, расставляя их по порядку. Там были выписки, чеки, отчёты. Но самое главное — там была история её унижения. И её сопротивления.
