— Девочка, — начала она, — эти игры с ключами брось. Забыла, кто вам с ипотекой помогал?
— Во-первых, не тебе я должна — деду. Его ты называла маразматиком и говорила, что он не доживёт. Во-вторых, замки я поменяла, потому что надоело, что у меня в квартире народ ходит, как в гастрономе.
— Ах, послушайте! — Антонина всплеснула руками. — Народ ходит! Это я убирала после твоих горе-рабочих! Ты знаешь, раковина не прикручена, всё течёт!
— Ты хотела её утащить, я знаю. И что ты там за спиной говорила? Что «Маргарита всегда была туповата, но с жильём повезло»?
— А ты думала, в XXI веке стены не имеют ушей? У дедушки был радио и диктофон, если забыла. Я слышала всё.
— Неблагодарная! — Антонина махала руками. — Вот как разговариваешь с теми, кто тебе помог! Ни один мужчина с твоим характером не выдержит! Удивительно, что Виктор ещё с тобой.
— Хватит! — Маргарита встала. Голос дрожал, руки — тоже, но глаза были сухими. — Я никому ничего не должна. Вы меня гнули, подминали, а теперь — конец. Я взрослая, хочу жить без вас. Понятно?
Тишина. Где-то в подвале загудели трубы. Виктор смотрел на неё, как на чужую. Антонина моргала, будто в глаза попал шампунь.
— Я подам на раздел, — пробормотал Виктор. — Ты не докажешь, что квартира твоя.
— Подай, — сказала она. — Посмотрим, как мама будет тебе помогать. Еду носить из твоей зарплаты, наверное.
Он рванулся к двери, но споткнулся о ведро с краской. Почти упал. Матов не было, но шипение выразительное.
Антонина подскочила, помогая. Как в плохой комедии — оба шатаются.
— Ты пожалеешь! — выкрикнула свекровь с лестницы. — Думаешь, выиграла? Это война, Маргарита! Война!
— Да ради бога, — прошептала она в пустоту. — Только теперь — без меня.
Дверь закрылась. Медленно. Осознанно. Как крышка гроба.
Она достала новые ключи, повесила на крючок. Села на пол, спиной к стене.
Заплакала. Беззвучно.
От злости. От боли. От свободы.
Она знала — будет хуже. Но хуже уже некуда.
Маргарита сидела на подоконнике в старом свитере — мягком и чуть растянутом, словно сама история её жизни. За тонким стеклом весенний город шумел, как обычно: подростки у подъезда орали на футболистов, тётя Зина у магазина обменивалась новостями о ценах на картошку, а где-то далеко лаяла чужая собака. Мир шёл своим чередом, а у неё внутри словно всё наоборот — тихо и беспокойно одновременно.
Квартира стала другой. Тихой. И удивительно чистой — Маргарита вымыла всё до блеска, будто хотела стереть с этих стен и запах Виктора, и голос его матери, который так давно прилип к обоям. Коридор пах краской и свежим герметиком — её ремонт, её квартира, её жизнь. Наконец — своё.
Но внутри, между рёбрами, всё ещё кололо и скребло.
Вдруг — стук в дверь. Она вздрогнула.
— Откройте, это я, — раздался голос за дверью. Мужской, незнакомый, но с чем-то знакомым в руках. Папка. Судебные бумаги.
Маргарита прищурилась в глазок: высокий, чужой мужчина, но с документами Виктора.
— Здравствуйте. Вы Маргарита Константиновна? — начал он ровно, с тем тоном, что привыкли слышать люди, которые уверены, что всё решается бумагами.
— Ну, допустим. А вы кто? — она чуть улыбнулась сквозь усталость.
— Я представляю интересы Виктора Сергеевича. Хотел бы поговорить о мирном решении вопроса по разделу имущества.
— Зашибись, — подумала Маргарита и тихо добавила: — А я хотела поговорить о перспективах одинокой жизни без идиотов на пороге. Вы, видимо, не по адресу.
