Марина впервые не просто закрыла дверь — повернула замок три раза. Потом села на пол в прихожей. И впервые заплакала. Не от жалости — от того, что не додумалась сменить замки сразу.
На следующий день она открыла банк в телефоне. Несколько минут просто смотрела на экран, не зная, с чего начать. Потом перешла в настройки, изменила пароль и отключила доступ с других устройств. Хоть так — граница. Хоть где-то — только её.
Через месяц позвонила Юля — та самая Юлька с их двора, с которой они когда-то гоняли по двору с портфелями, сидели на берёзе и пекли лепёшки из песка. Инна рассказала ей, что у Марины всё сложно. Голос у неё был напряжённый, будто не знала, с чего начать:
— Мари, ты держись… — Юля замялась. Несколько секунд было слышно только дыхание в трубке. — Я не знала, говорить или нет. Но потом решила — лучше ты узнаешь от меня.
Она вздохнула и продолжила:
— Я видела его вчера. В торговом центре, у фонтана. Он был с какой-то девчонкой — молодой, лет двадцати, не больше. За руки держались, смеялись. Он выглядел… ну, не знаю. Счастливым, что ли. И да, по-моему, она была с животом. Небольшим, но заметным.
Марина долго молчала. Смотрела в стену, будто пытаясь понять, что значит «счастливым». Слова будто не проходили внутрь.
— Откуда ты узнала, где я? — спросила наконец.
— Инна мне написала, — призналась Юля. — Сказала, у тебя там всё сложно, но ты молчишь. Я подумала… вдруг тебе нужно, чтобы просто кто-то рядом был. Или хоть голос знакомый.
— Спасибо, что сказала, — проговорила Марина тихо. Без укора, без благодарности. Просто констатация: теперь она знает.
После разговора Марина выключила телефон и положила его на стол. Утром, в офисе, кто-то из бухгалтерии неуверенно спросил: «Как ты?» — она только посмотрела мимо и кивнула. Без слов. Без попытки объясниться. В столовой выбрала столик у окна, подальше от всех, села спиной к залу — так было проще дышать.
Выходные она проводила в одиночестве. Выходила в магазин просто так — лишь бы пройтись. Дома не включала свет до позднего вечера. Бабушкин плед, сложенный у ног, стал почти единственным постоянным предметом рядом. Всё остальное либо ушло, либо изменилось.
Через несколько недель Марина взяла справку о доходах. Просто так — посмотреть, что остаётся. Пятилетний стаж, стабильная зарплата, немного премий. Бумага пахла тонером и чем-то знакомым — конторской уверенностью, чужой ей сейчас.
Она перевела остаток сбережений на отдельный счёт. Назвала его в приложении просто: «только моё». Потом села на кухне и долго смотрела в окно. Возвращаться в пустую квартиру становилось всё труднее. Казалось, стены смотрят с упрёком. Всё там напоминало — его пальто, шум чайника, мамины слова, даже зеркало в прихожей. Возвращаться — значит снова дышать этим воздухом, где больше нет её. Только остатки. Только чужое. А себя прежнюю она уже не чувствовала.
