Когда Лена вышла из поезда, было ещё темно. Она не сказала никому, что возвращается. Взяла билет на раннее утро, села в последний вагон, не читала, не смотрела в окно. Только слушала, как стучат колёса — будто отстукивают то, что она ещё не сказала. Ни себе, ни им.
На десять дней раньше срока. Она не прошла последнюю часть реабилитации — сказала врачу, что просто не может больше. Тишина санатория, белые стены, приглушённый голос психотерапевта — всё это стало невыносимым.
Захотелось домой. К дочери. К привычным углам. Хотелось снова быть в движении, даже если не было сил.
Таксист был молчаливый, с глазами, опухшими от недосыпа. Он поглядывал на неё в зеркало, но ничего не спрашивал. Это было даже лучше. Лена не выдержала бы сочувствия.
Подъезд встретил её тем же запахом пыли и краски, облупившаяся плитка, сквозняк от плохо прикрытой двери. Всё — как прежде. Только внутри что-то сдвинулось.
Ключ вошёл в замок с трудом. Как будто давно не пользовались. Или слишком часто.
Дверь открылась — и запах ударил в лицо. Не её. Не знакомый. Чуть сладковатый, как от чужих духов и жареного лука. Пахло новым.
Лена вошла на цыпочках, будто в чужой дом. Сняла куртку, поставила сумку. Всё на месте. Но не так.
В прихожей на тумбочке — резинка для волос. Детская, с сердечками. Но Мариша такими не пользуется. Уже давно нет.
На кухне — чисто. Слишком. Новая сковорода на крючке. Чайник без налёта. В холодильнике — контейнеры с надписью маркером: «овощной суп», «котлеты Лизе», «Марише — понедельник». Стоп.
Лена закрыла холодильник. Медленно. Вдохнула.
В спальне пахло лавандой. Постель — другая. Подушки — чужие. И на подоконнике чашка — с губным следом. Не её. Помада розовая. Лена не пользуется помадой вообще.
Она вошла в комнату дочери.
На стене — новый рисунок. Солнце, две фигуры, кошка и надпись: «Маша и мама Лиза».
Лена села на кровать. Ткани наволочки хрустнули. Смотрела на рисунок, будто на открытую рану.
Позвонила мужу. Он взял трубку почти сразу.
— Ты где? — спросила тихо.
— У мамы. С Маришей. А ты?..
— Ты же… через десять дней…
Но приехала не он. Через сорок минут позвонили в дверь. Свекровь. В плаще, с сумкой и мешком овощей. Как будто пришла просто передать картошку.
— Ты чего так? — Спросила без приветствия. — Без звонка, без всего.
Свекровь закусила губу, но промолчала.
— Они у Лизы. Мариша спит. Мы не стали будить.
Пауза. Свекровь опустила глаза.
— Женщина. Она помогает. Очень хорошая. Марише с ней спокойно. Она…
