— Вы всё решили без меня?
— Лена, ты болела. А Лиза… ну, она рядом оказалась. Мы не планировали. Оно само как-то.
— Выходит и не ждали меня?
— Лена… не начинай. Главное — чтобы ребёнку было хорошо. А тебе — восстановиться.
— Мне уже лучше, — сказала Лена. — Спасибо, что интересуетесь.
Свекровь только пожала плечами.
— Передай, чтобы завтра привёл Маришу домой. Я хочу с ней поговорить.
— Она… к Лизе привыкла. Ночует у неё.
— Она… уже и к ней тоже.
Лена прикрыла глаза. Помолчала.
— Выход найдём, — добавила свекровь. — Всё утрясётся.
И ушла, как будто ничего не случилось.
Вечером Лена села у окна. Упаковала в пакет чужую чашку. Пододвинула обратно тумбочку в спальне. Повернула на место ковер. Поставила на полку свои книги. Не потому что верила, что вернёт. Потому что иначе — нечем было дышать.
Она вспомнила, как всё началось.
Три года подряд — без выходных. Работа в садике, частные занятия, онлайн-курсы, вебинары. Курсы по нейропсихологии. Стажировка. Ещё одна. Потом открыли логопедический кабинет — вложились деньгами, временем, надеждами. Она оформляла помещение, он занимался юристами.
Потом — кризис. Сократили зарплаты, подросли долги. Он начал уезжать к матери по вечерам — «там тише, и интернет лучше». Она не спорила.
Ребёнка он забирал сам. Готовили по очереди. Говорили коротко. Про погоду, про уроки, про документы. Семья — как отчёт по таблице.
Потом — больница. Обморок на приёме. Язвенное кровотечение. Две недели под капельницей, одна — на капсулах. Потом её уговорили поехать в санаторий. Мест не было, но главврач нашёл путёвку — «вам надо вытащить себя, иначе обратно к нам». А она думала только о том, как там Мариша. Кто ей читает. Кто расчесывает.
А теперь — чужой запах, чужие чашки, чужие подписи.
Она легла на диван. В комнате было темно, только у холодильника мигал красный огонёк. Лена не плакала. Просто лежала. Словно ждала, что кто-то скажет: «Мы пошутили. Всё на месте. Всё — твоё».
Но никто не говорил. Никто не звонил. Телефон молчал.
Тем же вечером Лена не смогла остаться в квартире. Всё в ней казалось чужим. Она взяла пакет с вещами и спустилась к Людмиле, соседке с первого этажа, бывшей медсестре, которая когда-то приносила ей суп, перед тем как та уехала на реабилитацию.
Людмила открыла дверь быстро, будто ждала.
— Заходи. Только сварила борщ, как раз горячий.
Лена вошла молча. На ней был тот же свитер, в котором она приехала. Волосы спутались, в руке — полиэтиленовый пакет с документами и лекарствами. Она опустилась на табурет и сняла сапоги. Тихо, без сил.
