— Бывший — хорошо сказано, — кивнул Павел. — Надеюсь, вы теперь режиссёр?
— Да, — улыбнулся Влад. — Снимаю фильм о старой интеллигенции. Вера Аркадьевна — одна из героинь.
— Герои, как правило, уже мертвы, — сказал Павел. Пауза повисла тяжёлая.
Вера не вмешалась. Не сгладила, не пошутила. Только молча провела Влада до двери.
Дома Павел не говорил. Потом вдруг — как будто в себя — сказал:
— Ты всё время молчишь. Уже недели. Месяцы, наверное. Это… это ты теперь такая? Или я просто не замечал?
Она не знала, что ответить. Поэтому кивнула.
Он встал, вышел на балкон, закурил. Хотя давно бросил.
А Вера смотрела в зеркало. На своё лицо. Не некрасивое. Просто чужое.
Дома Вера долго не раздевалась — сидела в коридоре, прямо в пальто, с телефоном в руках. Экран был тёмным. Словно ничего не было. Ни слов Влада, ни взгляда Павла, ни выступления про Тургенева, где она сама услышала, как звучит её собственная несказанная боль.
Она включила телефон. И сразу — новое сообщение. От него.
«Я всё ещё в городе. Приходи. Или просто пройди мимо — я увижу. Но не исчезай молча. Ты живая. Я это чувствую».
Она читала и не могла дышать. Казалось, что это сообщение не про встречу — про спасение. Как будто кто-то тянет руку, когда ты стоишь на краю, и сам не знаешь, спрыгнешь ли.
Вера поднялась, как в трансе. Всё делала на автомате: вымыла руки, вытерла зеркало в ванной, надела туфли. И только на лестничной площадке поняла, что сердце стучит, как у школьницы. Не от страха — от жажды.
Автобус она не помнила. Улицы — тоже. Зашла в гостиницу через боковой вход. На стойке никто не смотрел. В голове была тишина. Как перед грозой.
Он открыл дверь почти сразу. В свете коридора его глаза казались тёмными. И в них — ни укора, ни вопроса. Только ожидание.
— Я… не знаю, зачем, — прошептала Вера. — Только если не сейчас — я уже никогда…
Он не ответил. Просто отступил на шаг. И она вошла.
В ту ночь они не говорили много. Не было признаний, клятв. Только тишина, в которой Вера впервые за долгое время не чувствовала вины. Только лёгкость. Ясность. Как будто что-то, что долго болело, вдруг отпустило.
Она уснула у него на плече. А он гладил её волосы — будто пытался вспомнить, как пахнет настоящее.
На следующее утро Вера вернулась домой рано. В прихожей пахло вчерашним кофе и сигаретным пеплом — Павел, видно, курил ночью, хотя давно бросил. Он сидел в кресле, с чашкой в руках, уставившись в телевизор, где беззвучно мелькали руки, режущие салат. Этот мир — отстранённый, чужой — как будто отражал его самого.
Он услышал, как щёлкнул замок, но не обернулся. Только допил кофе, поставил чашку и, глядя прямо перед собой, спросил — ровно, но в голосе дрожала злость:
