Всё изменилось в один из холодных декабрьских вечеров. Маша вернулась с работы и застала Надежду Петровну за разговором с Сашей. Они обсуждали, как накопить денег на поездку к морю — для Надежды Петровны, конечно.
— А мы с Машей? — спросил Саша, и в его голосе Маша впервые уловила сомнение.
— Ой, Сашенька, вы же молодые, вы ещё успеете, — отмахнулась Надежда Петровна. — А мне здоровье поправить надо.
Маша стояла в коридоре, слушая, и вдруг поняла: это не просто случайности. Надежда Петровна сознательно выстраивала их жизнь вокруг своих желаний, а Саша, её сын, был слишком привык к этому, чтобы сопротивляться. Она вошла в комнату, её сердце колотилось.
— Надежда Петровна, — сказала она, стараясь говорить спокойно, — мы с Сашей уезжаем. Мы благодарны за помощь, но дальше так нельзя.
Саша посмотрел на неё, его глаза расширились. Надежда Петровна ахнула, прижав руку к груди.
— Маша, как ты смеешь? — начала она, но Маша её перебила.
— Я не хочу вас обидеть, — сказала она, хотя голос дрожал. — Но мы с Сашей — семья. И мы должны строить свою жизнь, а не вашу.
Саша молчал, но Маша видела, как он смотрит то на неё, то на мать. Впервые она почувствовала, что он действительно слушает.
Той ночью они с Сашей говорили до утра. Маша рассказала всё: как чувствует себя невидимкой в этом доме, как боится, что их мечта о квартире никогда не сбудется, как устала быть на вторых ролях. Саша слушал, иногда хмурясь, иногда кивая. Впервые он не перебивал, не защищал мать.
— Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовала, — наконец сказал он. — Я думал, мы все в одной лодке.
— Мы в одной лодке, Саш, — ответила Маша. — Но рулит только твоя мама.
Он слабо улыбнулся, и Маша поняла, что это первый шаг. Они решили снять маленькую студию, пусть даже это будет тяжело. Саша пообещал говорить с матерью, но Маша знала: это будет долгий путь.
Через месяц они переехали. Новая квартира была ещё меньше прежней, но она была их. Маша поставила на подоконник горшок с фиалкой, а Саша повесил на стену их свадебное фото. Надежда Петровна звонила, иногда ворчала, но Саша научился мягко, но уверенно отказывать.
Однажды вечером, сидя на кухне за ужином, Маша посмотрела на Сашу.
— Мы справимся, да? — спросила она.
Он взял её руку, сжал.
— Справимся, Машуль. Вместе.
И в этом «вместе» была вся их надежда. Жизнь не стала проще, но она стала их собственной. И в этом было что-то освобождающее, как будто они наконец вдохнули полной грудью.
