— Пока не знаю. Но, кажется, я устала быть удобной. Для Олега, для его мамы. Хочу что-то свое.
Ира кивнула, как будто это было самым очевидным решением в мире.
— Тогда делай. Найди себе дело, которое тебя зажигает. А они пусть подстраиваются. Или не подстраиваются — это уже их проблемы.
Маша задумалась. Она вспомнила, как в юности мечтала открыть свою маленькую студию, где могла бы рисовать и, может, даже учить других. Тогда это казалось глупостью, детской фантазией. Но сейчас, сидя на скамейке с яблоком в руке, она подумала: а почему бы и нет?
Следующие месяцы были как американские горки. Маша записалась на вечерние курсы иллюстрации — не для «нового начала», а просто потому, что ей этого хотелось. Она тратила на них почти всю зарплату, и Олег ворчал, что «это блажь», но Маша только пожимала плечами. Она перестала спорить со свекровью, просто вежливо кивала и делала по-своему. Лидия Павловна, конечно, не сдавалась — то и дело звонила с новыми претензиями, но Маша научилась пропускать ее слова мимо ушей.
Однажды, вернувшись с работы, она застала Олега за столом с ее альбомом. Он листал его, хмурясь.
— Это ты все нарисовала? — спросил он, и в его голосе не было привычной насмешки.
— Ага, — ответила Маша, снимая пальто.
— Неплохо, — сказал он и замолчал, как будто не знал, что добавить.
Маша посмотрела на него и вдруг поняла, что ей не нужно его одобрение. Она рисовала не для него, не для свекрови, не для кого-то еще. Это было ее. И если Олегу это не нравилось, что ж, он мог уезжать на свою рыбалку сколько угодно.
К концу года Маша сняла небольшое помещение в центре города. Ничего шикарного — бывший склад с облупившейся краской на стенах, но с большими окнами и дешевым арендным платежом. Она назвала это место «Свой угол» и начала проводить там мастер-классы по рисованию. Сначала приходили только знакомые, потом — знакомые знакомых, а потом и совсем чужие люди, которым просто нравились ее работы.
Лидия Павловна, узнав об этом, приехала «посмотреть». Она ходила по студии, хмыкала, трогала стены и в итоге выдала:
— Ну, Маша, ты молодец, конечно. Но я бы тут полы помыла получше.
Маша только рассмеялась. Она стояла в своей студии, среди мольбертов и запаха краски, и чувствовала себя на своем месте. Свекровь могла хмыкать сколько угодно, Олег мог ворчать, но это уже не имело значения. Маша нашла свой угол, и никто не мог ее оттуда выгнать.
А когда Лидия Павловна в очередной раз начала про дачу и «неправильно политые розы», Маша только улыбнулась и сказала:
— Лидия Павловна, я вас на дачу не гоню. А если давление скачет, могу посоветовать хорошего врача. Или мольберт.
Свекровь открыла рот, закрыла и, кажется, впервые в жизни не нашла, что ответить. Маша повернулась и пошла к своим ученикам, которые уже ждали ее у мольбертов. И в этот момент она поняла, что жизнь, черт возьми, может быть не только терпимой, но и чертовски веселой. Особенно если не пытаться угодить всем подряд.
