— Это как? — Маша нахмурилась.
— А вот подумай. Что ты любишь? Что тебе самой хочется? Не для Олега, не для Лидии Павловны, а для тебя.
Маша задумалась. Она так давно не задавалась этим вопросом, что ответ пришел не сразу. Ей нравилось рисовать, но она забросила это еще в институте. Нравилось гулять по городу, замечать мелочи — как свет падает на старые дома, как листья шуршат под ногами. Но когда она в последний раз делала что-то просто так, для себя? Она не могла вспомнить.
— Не знаю, — наконец сказала она. — Наверное, надо подумать.
— Вот и подумай, — Ира встала, поправила джинсы. — А я пошла, мой малой уже, похоже, всю площадку разнес. Если что, я тут часто гуляю. Найдешь меня, если захочешь поболтать.
Она ушла, оставив Машу на скамейке с ощущением, что в голове что-то щелкнуло. Не решение, не план, а просто искра. Что-то, что можно раздуть в огонь.
Дома было тихо. Олег еще не вернулся, и Маша этому даже обрадовалась. Она включила свет в гостиной, достала из шкафа старый альбом для рисования и карандаши. Альбом был пыльным, а карандаши затупились, но она все равно села за стол и начала рисовать. Ничего конкретного — просто линии, тени, силуэты домов, которые видела в парке. С каждым штрихом она чувствовала, как напряжение отпускает. Это было не решение всех проблем, но это было ее. Маленький кусочек мира, где не было ни свекрови, ни Олега, ни грядок с дачи.
Когда Олег вернулся, уже за полночь, Маша все еще сидела за столом. Он бросил ключи на тумбочку и посмотрел на нее с легким удивлением.
— Ты чего не спишь? — спросил он, снимая кроссовки.
— Рисую, — ответила Маша, не отрываясь от листа.
— Рисуешь? — Олег хмыкнул. — Это ты что, в художники решила податься?
— Может, и податься, — сказала она, и в ее голосе было что-то новое, что заставило Олега замолчать. Он постоял, глядя на нее, потом пожал плечами и пошел в ванную.
Маша знала, что это не конец. Свекровь не изменится, Олег не станет вдруг внимательным и чутким. Но в тот момент, с карандашом в руке, она поняла, что ей не обязательно ждать их одобрения. Она может начать с себя.
Прошла неделя. Маша не ездила к свекрови, хотя Лидия Павловна пару раз звонила и оставляла голосовые сообщения с намеком, что «надо бы помириться». Маша не отвечала. Не из гордости, а просто потому, что не хотела снова нырять в этот водоворот упреков. Она продолжала рисовать по вечерам, и альбом постепенно заполнялся эскизами — улицы, деревья, лица случайных прохожих.
Однажды в парке она снова встретила Иру. Та сидела на той же скамейке, с тем же пакетом яблок, и ухмыльнулась, увидев Машу.
— Ну что, страдалица, как дела? — спросила она.
— Рисую помаленьку, — ответила Маша, садясь рядом. — И думаю, как дальше жить.
— Ого, серьезно, — Ира протянула ей яблоко. — И что надумала?
