Когда мать наконец встала на ноги, начались бесконечные походы по врачам. Очереди в поликлинике, талончики к разным специалистам, анализы… Хорошо хоть на работе вошли в положение — отпускали пораньше, если нужно было везти маму.
— Агата, может, правда сестру попросишь помочь? — как-то спросила начальница. — У тебя же глаза уже квадратные от недосыпа.
— У сестры дети, Ольга Петровна. Ей некогда.
— А у тебя что, жизни своей нет?
Был вечер пятницы, когда мать огорошила новостью о продаже квартиры.
— Ты пойми, Яночке ипотеку надо закрывать. У неё же трое, им расти надо где-то…
— А мой кредит? — голос Агаты дрогнул. — Мам, я же все свои сбережения…
— Опять двадцать пять! — Майя Степановна всплеснула руками. — Вечно ты со своей бухгалтерией! Я тебя не просила тратиться!
— Да, не просила. Ты просто могла остаться овощем в коляске .
В комнате повисла тяжёлая тишина. Было слышно, как капает вода из крана — надо бы прокладку поменять, всё руки не доходят.
— Яночка хоть спасибо сказала? — вдруг спросила Агата. — За то, что я тебя на ноги поставила, пока она детей развивала?
— При чем тут спасибо? — искренне удивилась мать. — Ты же дочь. Ты обязана.
— У неё дети! Ты что, не понимаешь?
— Понимаю, мам. Теперь я все понимаю.
Квартиру оценили в три миллиона двести. Две недели Агата перебирала документы, складывая их в потрепанную красную папку — ту самую, где когда-то хранила свои грамоты и дипломы. Чеки из аптек, договор с сиделкой, банковские выписки. Каждая бумажка — как след от пощечины. Полтора миллиона — такова цена её бессонных ночей и несбывшихся планов.
Папку на стол она положила молча. Что это? — Майя Степановна отодвинула чашку с недопитым чаем.
— Отчет, мама. За два года твоего… присутствия в моей жизни, — Агата начала раскладывать документы веером, как карты в пасьянсе. — Вот здесь проценты по кредиту. Здесь — договор с сиделкой. А это — чеки за лекарства. Полтора миллиона, мама. Ровно половина от стоимости квартиры.
— Ты… — Майя Степановна побледнела, пальцы вцепились в край скатерти. — Ты что, считала? Каждую копейку, потраченную на родную мать?
— А Яне ты отдаешь квартиру просто так, — Агата улыбнулась краешком губ. — Без счета. Потому что у неё дети.
— Либо возвращаешь мне деньги из суммы за квартиру, либо подаю в суд, — она провела пальцем по краю стола, стирая невидимую пыль. — Выбирай.
Повисла тишина — такая звонкая, что казалось, её можно потрогать рукой.
— Ты… да как ты можешь? Ты совсем страх потеряла? — голос матери сорвался на крик. — Я же мать! Родную мать — под суд?
— А я дочь, — Агата подняла глаза. — Одна из двух. Только почему-то все эти два года я была одна. Где была Яна, когда нужно было сутками дежурить у твоей постели? Когда нужно было унижаться перед банками? Когда нужно было выбирать — купить тебе лекарства или заплатить за квартиру?
Яна ворвалась в квартиру через час — растрепанная, задыхающаяся от возмущения:
— Ты что творишь? — с порога закричала она, швыряя сумку на пол. — Совсем с ума сошла? Мать шантажировать!
— А требовать всю квартиру себе — это не шантаж? — Агата медленно повернулась к сестре. — «Мама, ты же понимаешь, у меня дети, нам нужна большая квартира…» Она ничего не напоминает?
— Это другое! У меня же…
— Дети, да. Я помню. Ты повторяла это два года. Каждый раз, когда я просила приехать хотя бы на пару часов.
