Тишина. Белый потолок над головой казался бескрайним и безжизненным, словно пустая страница, на которой еще предстоит написать новую главу. Размытые очертания предметов вокруг медленно обрели четкость, но все еще оставались неясными, словно сквозь туман. Так начинался путь Кати обратно в реальность — медленный, осторожный и почти неуловимый. Сознание возвращалось постепенно, словно нежелая покидать уютную пустоту, в которой оно пряталось от боли и тревог.
Первым вернулся слух — монотонное, равномерное попискивание медицинских приборов, приглушенные голоса, шуршание ткани, когда кто-то аккуратно поправлял простыни. Затем начали проявляться ощущения — сухость во рту, словно язык покрыт песком, тяжесть в теле, будто каждую мышцу кто-то раздавливал, и ноющая боль, глубоко спрятанная внутри, напоминающая о пережитом травматическом событии.
«Где я?» — эта мысль с трудом пробивалась сквозь вязкий туман в голове, цепляясь за осколки памяти. Реанимация. Авария. Фрагменты воспоминаний начали медленно складываться в смутную картину, но все еще оставались разрозненными, как кусочки разбитого зеркала, которые не спешили соединиться в единое целое.
Когда Катя осторожно попыталась пошевелиться, в теле пронзила новая волна боли, и она невольно застонала. Этот звук сразу же привлек чье-то внимание — рядом кто-то подскочил.
— Очнулась! — прозвучал женский голос, в котором смешались облегчение и тревога. — Доктор! Она пришла в себя!
Катя с трудом сфокусировала взгляд на хозяйке голоса. Перед ней стояла полноватая женщина лет шестидесяти с седеющими волосами, аккуратно собранными в пучок. Лицо Валентины Петровны было необычайно бледным, а глаза покраснели от слез. Она склонилась к Кате, будто боясь, что та может снова исчезнуть из реальности.
— Катенька, милая, — осторожно произнесла свекровь, сжимая ее руку, — ты нас так напугала…
Это прозвучало совсем иначе, чем обычно. Валентина Петровна никогда раньше не называла Катю «милой». Обычно это было холодное «Екатерина» или, в лучшем случае, сухое «Катя», произнесенное с едва уловимой ноткой неодобрения. За три года брака с ее сыном Андреем Катя так и не смогла найти с ней общий язык. Свекровь считала, что невестка слишком простая, слишком самостоятельная, слишком… не такая, как нужно, чтобы быть достойной ее сына.
В палату быстрым, уверенным шагом вошел врач, за ним следовала медсестра.
— Так-так, очнулась наша спящая красавица, — бодро произнес доктор, наклоняясь над Катей. — Как самочувствие?
Катя попыталась ответить, но вместо слов вырвался приступ кашля. Медсестра быстро поднесла к ее губам стакан с водой, и Катя сделала несколько осторожных глотков.
— Плохо, — наконец прошептала она, чувствуя, что силы еще далеко не вернулись.
— Это нормально после того, что вы пережили, — кивнул доктор, внимательно проверяя показания приборов. — Множественные травмы, внутреннее кровотечение, сотрясение мозга… Вам невероятно повезло, Екатерина Алексеевна. Еще немного, и мы бы вас потеряли.
Теперь Катя вспомнила отчетливо: скользкая дорога, дождь, ослепляющий свет фар встречного автомобиля, визг тормозов и сильный удар, после которого наступила темнота и беспамятство.
— Сколько… сколько я здесь? — с трудом выговорила она, пытаясь собрать мысли.
— Четыре дня, — ответил врач. — Два дня вы были в критическом состоянии, еще два — в медикаментозном сне. Но сейчас динамика положительная. Вы молодая, сильная — справитесь.
Катя попыталась кивнуть, но даже это небольшое движение вызвало головокружение и вновь напомнило о хрупкости ее состояния.
— А Андрей? — спросила она с тревогой, вдруг осознав, что мужа рядом нет.
В палате повисла тяжелая тишина. Катя заметила, как врач и медсестра обменялись взглядами, словно не зная, что сказать. Валентина Петровна крепче сжала ее руку, будто пытаясь поддержать.
— Ему сейчас не до этого, — наконец ответила свекровь после паузы. — Он звонил, спрашивал о твоем состоянии. Обещал приехать, как только сможет.
Что-то в ее тоне насторожило Катю. За эти годы брака она научилась читать между строк и распознавать недоговорки свекрови. В словах Валентины Петровны пряталась тревога, а может, и страх, который она не решалась озвучить.
— Доктор, я могу попросить вас оставить нас ненадолго? — тихо обратилась свекровь к врачу.
— Только ненадолго, — строго ответил он. — Пациентке необходим покой.
Когда дверь палаты тихо закрылась, Валентина Петровна присела на край кровати, и в ее взгляде появилась внутренняя борьба — между любовью и страхом, заботой и подозрением.
