«Почему меня никто не слышит?» — с болью в голосе произнесла Марина, вставая из-за стола, чтобы покинуть тот неподходящий «собрание» семьи.

Семейные узы иногда причиняют больше боли, чем одиночество.
Истории

В тесной кухне пахло жареной картошкой с укропом. На столе, покрытом старой клеёнкой с цветочным узором, стояли тарелки с неровными краями, а в центре — чугунная сковорода, ещё шипящая от жара. Свет от лампы под жёлтым абажуром падал на лица матери и дочери, сидящих друг напротив друга.

— Доченька, давай твою квартиру продадим и дачу на всю семью построим, — в который раз начала Анна Павловна, аккуратно поддевая вилкой кусок картошки. Её голос звучал мягко, но в нём чувствовалась привычная настойчивость.

Марина, её взрослая дочь тридцати двух лет, замялась. Она отложила вилку, посмотрела на мать — на её аккуратно уложенные седые волосы, на морщины, которые будто углубились за последний год, — и почувствовала, как в груди зашевелилось раздражение.

— Мам, мы это уже обсуждали. Квартира — моя. Я её сама купила. Зачем мне её продавать? — Марина старалась говорить спокойно, но голос предательски дрогнул.

Анна Павловна вздохнула, будто дочь снова не поняла чего-то очевидного.

«Почему меня никто не слышит?» — с болью в голосе произнесла Марина, вставая из-за стола, чтобы покинуть тот неподходящий «собрание» семьи.

— Мариночка, ты же одна живёшь. Тебе одной столько места зачем? А дача — это для всех нас. Для тебя, для брата твоего, для племянников. Семья ведь важнее, чем какая-то квартира.

Марина сжала пальцы под столом, стараясь не сорваться. Её взгляд упал на потрескавшийся угол клеёнки, и она подумала, что эта кухня, эта квартира матери, этот разговор — всё будто застыло во времени, повторяясь снова и снова.

— Мам, я не хочу это обсуждать. Точка, — отрезала она, вставая из-за стола. Тарелка с недоеденной картошкой осталась стоять, и Марина, не глядя на мать, вышла в коридор.

Анна Павловна посмотрела ей вслед, её лицо на миг стало жёстким, но тут же смягчилось. Она покачала головой, пробормотав себе под нос: «Упрямая, вся в отца».

Марина сидела в своей просторной двухкомнатной квартире, глядя в окно. На улице моросил дождь, и капли стекали по стеклу. Квартира была очень уютной: светлые обои, диван с яркими подушками, книжный шкаф, полный потрёпанных томов. Это был её угол, её крепость, купленная пять лет назад на деньги, которые она копила, работая в офисе и подрабатывая переводами по выходным.

Мысль о том, чтобы продать квартиру, казалась ей абсурдной. Но мать не отступала. Анна Павловна уже месяц твердила о даче, о «семейном гнезде», где все могли бы собираться. Марина знала, что за этим стоит не только мечта матери, но и давление брата, Сергея. Ему с женой и двумя детьми было тесно в их двушке, и он не раз намекал, что дача могла бы стать «выходом».

Марина достала телефон, открыла переписку с подругой Верой. «Мама опять за своё. Про дачу. Я уже не знаю, как отказать, чтобы не обидеть и чтобы она поняла». Ответ пришёл почти сразу: «Марин, ты не обязана соглашаться. Это твоя квартира. Просто отказывай».

Продолжение статьи

Мини ЗэРидСтори