Анна Павловна молчала, глядя на торт. Потом подняла глаза, и в них было что-то новое — не упрямство, а боль.
— Мариночка, я же для семьи стараюсь, — сказала она тихо. — Я думала, ты пойдёшь навстречу. Сережа с Наташей в тесноте, дети растут…
— А я? — перебила Марина. — Почему обо мне никто не думает? Я одна, да. Но это мой выбор. И я не хочу, чтобы моя жизнь была для кого-то другого.
Анна Павловна замолчала. Впервые за долгое время она выглядела растерянной. Потом, будто решившись, сказала:
— Я… я не хотела тебя обидеть. Просто я всю жизнь так жила. Для вас с Серёжей. И думала, что ты тоже…
Марина почувствовала, как гнев внутри утихает, уступая место грусти. Она поняла, что мать не хотела ей зла — она просто не знала, как по-другому. Вся её жизнь была прочей «для семьи», и она ждала того же от дочери.
Разговор с матерью не решил всё сразу, но что-то сдвинулось. Анна Павловна перестала говорить о даче, хотя иногда всё ещё вздыхала, глядя на сына. Сергей, после разговора с Мариной, извинился ещё раз, и, кажется, начал понимать её. Наташа, правда, осталась холодной, но Марина решила не зацикливаться на этом.
Но напряжение достигло пика, когда Марина узнала, что Наташа всё-таки внесла задаток за участок, уверяя продавца, что «деньги скоро будут». Это было последней каплей. Марина приехала к брату, и на этот раз не сдерживалась.
— Вы что, правда думаете, что я сдамся? — спрашивала она, стоя в их тесной комнате. — Вы уже за меня всё решили, даже не спросив!
Наташа, не выдержав, ответила:
— А что нам делать, Марина? Жить вчетвером в этой клетушке? Мы для детей стараемся!
— Тогда работайте! Копите! — крикнула Марина. — Но не за мой счёт!
Сергей встал между ними, пытаясь успокоить, но Марина уже ушла, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Впервые она поняла, что, возможно, придётся отстраниться от семьи, чтобы сохранить себя.
Прошёл месяц. Марина больше не ездила к матери каждые выходные, но иногда звонила, чтобы узнать, как дела. Анна Павловна отвечала сдержанно, но без прежней настойчивости. Сергей с Наташей вернули задаток за участок, хотя Наташа до конца ворчала, что «Марина думает только о себе».
Марина, сидя в своей квартире, чувствовала странное облегчение. Она поняла, что её независимость — это не эгоизм, а необходимость.
Однажды вечером она сидела на диване с книгой, когда позвонила мать.
— Мариночка, я тут подумала, — начала Анна Павловна. — Может, ты права. Не надо ничего продавать. Мы как-нибудь сами разберёмся.
Марина улыбнулась, чувствуя, как что-то внутри отпускает.
— Спасибо, мам, — ответила она тихо.
Она не знала, что будет дальше. Может, они с семьёй найдут способ собраться вместе, не жертвуя ничьими мечтами. А может, ей придётся держать дистанцию. Но одно Марина знала точно: свой дом, свою жизнь она будет защищать. И в этом не было ничего плохого.
