Я ушла в ванную и закрылась там. Мне нужно было побыть одной. Нужно было подумать.
Я посмотрела на себя в зеркало. Мое лицо было бледным, глаза покрасневшими. Я выглядела старше своих тридцати двух лет. Эта ситуация вытянула из меня все соки.
«Что я сделала со своей жизнью?» — подумала я. Я всегда думала, что главное — это семья, дом, стабильность. И я строила это, кирпичик за кирпичиком. А теперь все рассыпалось в прах.
Я вышла из ванной и увидела, что Витя сидит на диване, обхватив голову руками. Я прошла мимо него в спальню. Он даже не поднял головы.
Легла в кровать и снова начала думать. О нашей жизни, о его словах, о будущем. Мне стало ясно, что я больше не могу просто жить так. Я должна что-то изменить.
На следующее утро я проснулась рано. Впервые за долгое время почувствовала некую ясность. Я приняла решение. Тяжелое, но необходимое.
Пошла на кухню. Витя уже сидел там, пил кофе.
— Доброе утро, — сказал он, увидев меня.
— Доброе, — ответила я. — Нам нужно закончить наш разговор.
Он поставил чашку на стол и посмотрел на меня. В его глазах читалась надежда.
— Я хочу, чтобы ты уехал, — сказала я, стараясь говорить спокойно, без эмоций. — На какое-то время.
Надежда в его глазах погасла.
— Куда? — его голос был тихим.
— Куда угодно. К родителям. К Сашке. К кому хочешь. Просто чтобы ты уехал. Мне нужно время. Мне нужно побыть одной. Чтобы все обдумать.
Он молчал. Смотрел на меня, и я видела, как в его глазах собираются слезы.
— Юль… пожалуйста, не делай этого, — он встал и подошел ко мне. — Я не могу без тебя. Я все исправлю, обещаю.
— Ты уже все сказал, Витя, — я отстранилась. — Я не могу так дальше. Не могу жить в этом доме, зная, что ты так думаешь обо мне. Мне нужно время, чтобы понять, смогу ли я вообще когда-нибудь тебя простить.
— А Саша? — он выглядел потерянным. — Как же Саша?
— Саша останется со мной, — я сказала твердо. — Ты можешь приходить, видеться с ним. Но жить здесь ты пока не можешь.
— Хорошо, — его голос был едва слышен. — Я уеду. Но я вернусь, Юль. Я вернусь и буду бороться за тебя.
Я ничего не ответила. Просто смотрела на него. В тот момент я не знала, сможет ли он вернуться. И не знала, захочу ли я, чтобы он вернулся.
Он собрал свои вещи быстро, почти машинально. Небольшая сумка, пара футболок, джинсы. Он двигался как робот, его лицо было пустым. Я стояла в проходе, наблюдая за ним. Ни слова, ни взгляда. Только тишина.
Перед тем как уйти, он подошел к Саше, который сидел на полу и играл с машинками. Присел на корточки, обнял его крепко.
— Папа скоро вернется, сынок, — сказал он, и я услышала, как дрожит его голос. — Не скучай.
Саша ничего не понял. Он просто улыбнулся отцу и продолжил играть.
Витя встал, повернулся ко мне. Наши глаза встретились. В его взгляде была боль, отчаяние, но и что-то еще. Что-то, что я не могла понять.
Он вышел из дома, и дверь за ним тихо закрылась. Я стояла в проходе, пока не услышала звук отъезжающей машины. И только тогда позволила себе расслабиться. Грудь сдавило, и я еле дышала. Наконец-то. Наконец-то это закончилось.
Первые несколько дней после его отъезда были самыми тяжелыми. Дом казался пустым и слишком большим. Я привыкла к его присутствию, к его голосу, к его запаху. Теперь все это исчезло, и на смену пришла давящая тишина.
Саша постоянно спрашивал, где папа. Я придумывала разные отговорки: «Папа уехал в командировку», «Папа уехал к бабушке». Он верил мне, но в его глазах все равно читалось недоумение.
Я чувствовала себя виноватой перед сыном. Это я разрушила его семью. Я лишила его отца. Но в то же время я понимала, что не могла поступить иначе. Не могла продолжать жить в этом обмане.
Я начала приводить в порядок свои мысли. Занялась домом, уборкой. Мне нужно было что-то делать, чтобы не думать. Перебирала вещи, раскладывала их по полкам, выкидывала ненужное. Казалось, вместе с хламом я выкидываю из своей жизни все лишнее, что накопилось за эти годы.
Я решила сосредоточиться на себе. На своих желаниях, на своих потребностях. Я никогда не уделяла себе достаточно времени. Всегда на первом месте был Витя, Саша, дом. А я? Что я хотела? Чего мне не хватало?
Я вспомнила, что давно мечтала заняться живописью. В школе у меня неплохо получалось, но потом как-то не до этого было. Теперь, когда у меня появилось свободное время, я решила попробовать. Заказала в интернете краски, кисти, холсты. Когда посылка пришла, я чувствовала себя, как ребенок в магазине игрушек.
Вечерами, когда Саша засыпал, я садилась за стол и начинала рисовать. Сначала неуверенно, потом все смелее. Я рисовала пейзажи, натюрморты, абстрактные картины. Сам процесс меня успокаивал. Я забывала обо всем на свете, погружаясь в мир красок и линий.
Это было похоже на терапию. Каждый мазок кисти помогал мне выразить то, что я не могла высказать словами. Свою боль, свою злость, свою надежду.
Я стала гулять с Сашей в парке, знакомиться с другими мамами. Мы общались, делились опытом, поддерживали друг друга. Это помогло мне почувствовать себя менее одинокой.
Витя звонил каждый день. Он спрашивал, как наши дела, как Саша. Он пытался со мной разговаривать, но я отвечала ему коротко, стараясь не давать надежды. Я все еще не была готова простить его.
Прошло несколько недель. Моя жизнь понемногу налаживалась. Я чувствовала себя сильнее, увереннее. Я перестала плакать по ночам, перестала чувствовать себя жертвой.
Однажды вечером, когда я сидела и рисовала, раздался звонок в дверь. Я удивилась. Кто бы это мог быть так поздно? Посмотрела в глазок. Это был Витя.
Я глубоко вздохнула. Мое сердце забилось сильнее. Я не знала, готова ли я к этому.
Открыла дверь. Он стоял на пороге, бледный, осунувшийся, с кругами под глазами. В руках он держал небольшой букет полевых цветов.
— Привет, — сказал он, его голос был хриплым.
— Привет, — ответила я.
Мы стояли молча, глядя друг на друга. Молчание было тяжелым, давящим.
— Можно войти? — наконец спросил он.
Я кивнула, отступая в сторону. Он вошел, положил букет на тумбочку.