— Да мне не особо важно, что ты думаешь! Это мой дом. Мой. А ты притащил сюда чужую женщину и решил, что теперь она тут хозяйка?!
— Катя, не ори, ребёнок же… — Артём выглянул в коридор. — Он же слышит.
— А ничего, что он тут тоже вообще не должен быть? — Катя ткнула пальцем в сторону комнаты, откуда доносились звуки мультиков. — Его сюда кто звал? Ты хотя бы меня поставил в известность перед тем как они к тебе перебирались?
Ольга стояла у раковины, спиной к ним. Протирала кружку. Не спеша. Не огрызаясь. Но и не уходила — стойкая, как будто вымеряла эффект каждого своего движения.
— Катя, я просто прошу нормально… — начал Артём.
— Нет! — перебила она. — Ты не просишь. Ты молчишь, пока тут всё переделывают, переставляют, вытаскивают мои вещи из шкафа, выбрасывают моё бельё! Это ты так решаешь конфликты, Тёма?
— Я же говорил, что они все равно останутся у нас, — пробубнил он. — Это не вчера началось.
— Ты сказал — «на пару дней», — Катя сжала руки в кулаки. — А теперь она тут распоряжается, как у себя дома. Это нормально, считаешь?
— Может, не будем устраивать истерику на кухне, а? Всё-таки взрослые люди. Не нравится — можно поговорить спокойно.
— Спокойно? — Катя хрипло рассмеялась. — Ты с самого начала решила, что можешь тут жить, как тебе удобно. А теперь я должна говорить спокойно?
— Я решила? — Ольга подняла брови. — По-моему, твой брат всё решил. Или ты думаешь, он сам ничего не может?
Катя бросила взгляд на Артёма — тот снова отвёл глаза, уставившись в линолеум, как будто там была разгадка всех их проблем.
— Ты просто прилипла к нему, потому что у него есть где жить, — произнесла Катя почти шепотом. — Вот и всё.
— Это уже оскорбление, — ровно сказала Ольга. — И если ты хочешь дальше жить здесь, тебе придётся научиться общаться без этого.
Повисло плотное, вязкое молчание.
— А может, тебе стоит уйти? — вдруг сказал Артём, не поднимая головы. — Тебе же всё не нравится.
— Что ты сейчас сказал?
— Ну… просто ты постоянно недовольна. И ты сама говоришь — тебе тяжело. Может, тебе легче будет жить отдельно…
Катя смотрела на него, не веря. Будто в один момент кто-то дёрнул за нитку — и весь их общий мир распался.
— То есть ты выгоняешь меня из моей квартиры, Тёма?
— Я не выгоняю… Я просто…
— Мама бы тебя не узнала, — сказала она.
— Не надо про маму, — буркнул он.
— А кто, если не я, с тобой возился? Когда ты месяцами сидел дома без копейки, кто еду покупал? Я? Или она вот?
— Нет, ты никогда ничего не просишь. Ты просто молчишь, пока всё делают за тебя. А теперь ты нашёл себе кого-то, кто будет делать это вместо меня, и считаешь, что я должна освободить вам место?
— Так, всё, — вмешалась Ольга. — Мы не обязаны выслушивать твои истерики. Поговорим, когда ты остынешь.
Катя вдруг резко схватила кружку со стола — свою любимую, с облупленным рисунком сирени — и швырнула её в мусорное ведро. Громко, с грохотом. Кружка разлетелась.
— Поговорим, когда я остыну? — повторила она. — Ты в моём доме. Но ничего. Поговорим.
Она вышла в коридор, схватила куртку, натянула ботинки, вылетела из квартиры.
На улице — серое небо, мелкий колючий снег. Катя стояла у подъезда, дрожала и дышала часто, будто после бега. В голове было пусто.
