Когда я переехала в столицу, они ворчали: «Зачем тебе эта Москва, у нас тут тихо, спокойно». Когда я начала задерживаться на работе, мама звонила с лекциями: «Ты себя загоняешь, найди нормальную работу, поближе к дому». А теперь, когда я наконец-то выгрызла свой билет в будущее, они решили, что это уже слишком.
В обед я вышла на улицу, чтобы проветрить голову. Москва гудела: машины, люди, запах шаурмы из ларька на углу. Я набрала Лену.
— Лен, ты серьезно все маме растрепала?
— А что такого? — ее голос был легким, как будто она обсуждала погоду. — Я просто сказала, что ты в Америку собралась. А они сразу: «Как она может нас бросить?»
— Бросить? Лен, я еду работать, а не на ПМЖ!
— Ну, ты же знаешь маму. Она считает, что ты должна быть рядом. Тем более, они хотят, чтобы ты летом с Димкой помогла.
Димка — мой племянник, Ленкин сын. Пять лет, энергия как у ядерного реактора. Лена с мужем вечно заняты, и родители давно решили, что я — идеальная бесплатная нянька.
Летом они обычно сплавляли его со мной на дачу, а я сидела там с ним, вместо того чтобы кодить или хотя бы спать. И вот теперь это стало аргументом против моей поездки.
— Лен, я не обязана жертвовать всем ради Димки. У вас своя жизнь, у меня — своя.
— Ой, Ань, не начинай. Ты всегда такая независимая, а мы тут как будто не семья.
Она повесила трубку, а я осталась стоять с этим «не семья» в голове. Вечером я поехала к родителям. Надо было разобраться.
Дома пахло рассольником. Мама сидела за столом, отец листал газету, хотя я точно знала, что он ее не читает — просто ритуал. Я бросила сумку на диван и начала:
— Ну, рассказывайте, что за планы, из-за которых я должна все бросить?
Мама вздохнула так, будто я уже довела ее до инфаркта.
— Аня, мы с отцом старые, нам тяжело. Лена с Димой сама не справляется, а ты вечно где-то пропадаешь. Мы решили, что ты должна вернуться домой. Хватит этой Москвы, этих компьютеров. Найдешь работу тут, будешь рядом. А то уедешь в Америку, а мы тут что, одни останемся?
Отец отложил газету и добавил:
— Ты думаешь только о себе. Семья — это важнее всяких там заграниц.
Я смотрела на них и понимала, что они правда верят в это. Для них моя карьера — это какой-то каприз, эгоистичная блажь. А я-то думала, что они хотя бы немного мной гордятся.
— То есть вы хотите, чтобы я бросила все, ради чего я работала, и вернулась сюда варить борщ и сидеть с Димкой?
— А что в этом плохого? — мама вскинула брови. — У тебя что, своей семьи не будет? Детей не хочешь?