На следующий день в дверь Кристины позвонили. На пороге — Надежда Петровна. Без приглашения. С сумкой и лицом, выражающим святое право на чужое.
– О, а ты всё-таки здесь, – сказала она, оглядывая Кристину, как таракана под лупой. – Милая моя, давай не будем делать вид, что ты можешь куда-то убежать от семьи. Мы ведь взрослые люди. Давай спокойно обсудим финансовые вопросы.
Кристина вжалась в дверной косяк и прошипела:
– Валер, у вас тут семейная встреча века. Я — зритель. Только без мордобоя, ладно? Ковер новый.
Валерия скрестила руки на груди:
– Какие вопросы, Надежда Петровна?
Свекровь уселась прямо на диван, без приглашения, и выложила карты на стол:
– Так. Ты у нас теперь богатая женщина. Молодец. Повезло. Но. Деньги должны работать. Я консультировалась… – она чихнула, – с экономистами. Ну, с подругой Людмилой Семёновной, у неё сын в банке.
– Кем? – уточнила Кристина с интересом.
– На охране. Но он в курсе всех дел! Так вот… Надо эти деньги вложить. Я предлагаю – купить квартиру Игорю. Мальчику тяжело. Машину — тоже надо. А ещё – вложиться в бизнес. Вот Сашка, племянник мой, хочет открыть шиномонтаж. Отличное дело.
– Вы гениальны, – хмыкнула Кристина. – Можно сразу составить завещание на шиномонтаж?
– Девушка, я не с вами разговариваю, – огрызнулась свекровь и повернулась к Валерии. – Ты должна понять… это не твои личные деньги. Это для семьи. Ты в нашей семье. А значит, на всех.
Валерия медленно встала, подошла к окну, посмотрела вниз. Двор как двор. Мужик тащит арбуз, бабка орёт на внучку. Всё, как всегда. Только жизнь её в этот момент перевернулась.
– Надежда Петровна. Вы пять лет объясняли мне, что я — никто. Что я – не жена, а ошибка вашего сына. Что я – невестка с поломанной прошивкой. А теперь вы тут рассказываете, как лучше распорядиться моими деньгами?
Свекровь резко вскочила.
– Потому что теперь ты — наша надежда!
– Поздно. Ваш корабль с надеждой уплыл. Без вас.
В этот же вечер Кристина принесла две бутылки «Советского» и сказала:
– За новую жизнь. Без свекрови. Без мужа. Без шиномонтажа.
– Охотно выпью, – кивнула Валерия.
Телефон опять завибрировал. Сначала звонок от Игоря — проигнорировала. Потом СМС от него: «Ты реально собираешься всё это оставить себе? После всего, что для тебя сделала моя мама?»
Секунду спустя — ещё одно сообщение. От незнакомого номера: «Ваша задолженность по кредиту 274 000 рублей требует срочного погашения. Контакт для связи — юрист Антонов А.В.»
Валерия села. Кредит? Какой ещё кредит? Она никогда не брала кредиты.
– Да, добрый вечер. Вы Валерия Сергеевна?
– Да. А что за кредит?
– Оформлен на ваше имя полтора года назад. Потребительский. Деньги сняты сразу. Вы поручили оплату Игорю Николаевичу.
У Валерии перед глазами поплыли пятна.
– Простите… Я ничего не подписывала.
– Понимаю. Но у нас есть договор с вашей подписью. И видеоидентификация.
– Какая идентификация?
– Вас снимали на камеру, когда вы якобы подписывали документы. Могу выслать запись.
Запись она посмотрела через пять минут. На ней — она. Сидит в кухне у свекрови. Перед ней листы. Надежда Петровна подсовывает бумаги и что-то объясняет. «Вот тут просто распишись для оформления страховки, доченька, пустяки». И она, дура, расписывается.
Голос в трубке добавил:
– В случае неоплаты… ну, вы понимаете, дальше суд.
Кристина смотрела на Валерию с таким лицом, как будто та сообщила, что ей пересадили мозг креветки.
– Валер, это вообще что?
– Это… – Валерия схватилась за голову. – Это… жопа. Извините за французский.
Через два дня — новый удар. Нотариус сообщил, что Надежда Петровна подала заявление на оспаривание завещания. Мол, тётя Зоя была не в себе, её ввели в заблуждение, а настоящими наследниками являются… барабанная дробь… Игорь и его мама, как «ближайшие родственники по духу».
Валерия сидела, глядя в стену, и понимала — её просто хотят раздавить. Размазать. Обнулить.
И вот тогда она сделала то, чего сама от себя не ожидала.
Подняла трубку. Позвонила. И холодно, без истерик сказала Игорю:
– Мы с тобой разводимся. Документы я подам завтра.
– И знаешь что? Денег вам не будет. Ни копейки. Ни на шиномонтаж, ни на новый пульт.
И впервые за много лет в груди стало легко. Даже страшно легко.
