— Ты опять опоздала, — Артём даже не поднял глаз от планшета. Сидел, развалившись на диване, в своих домашних трико, которые когда-то были серыми, но теперь скорее серо-буро-малиновыми с разводами.
Мария молча кинула сумку в угол, скинула пальто — дешёвое, но ещё приличное, если смотреть издалека и при плохом освещении — и пошла на кухню. На автомате включила чайник. Время — 22:17. Вторая смена. Полтора часа дороги. Пятница. Завтра снова на работу. Да, она всё ещё мечтала о квартире. Своей. Своей хотя бы однушке. Без этих диванов, трико и… — она скрипнула зубами, — без Веры Николаевны.
— Ну, что ты молчишь? — Артём, наконец, оторвался от экрана, потер подбородок. — Мама сегодня заходила.
Мария развернулась так резко, что кухонный стул едва не опрокинулся.
— Ну, зашла. Поесть ей нечего. Пенсия задержалась. Сказала, надо помочь.
— Артём, — Мария выдохнула, — у твоей мамы пенсия 28 тысяч. Она живёт одна в квартире в центре, которая сдаётся за тридцать пять. У неё есть вторая квартира, в которой она живёт. И давай вспомним её сберегательную книжку, где лежит больше миллиона. Нету чего, говоришь?
Артём посмотрел на неё с обидой. Словно это она сейчас забыла купить хлеба, а не его мать снова залезла в их бюджет.
— Она пожилой человек. Ей тяжело.
Мария опёрлась на стол, наклонилась вперёд, словно тренер по боксу перед уставшим боксёром.
— Знаешь, кому тяжело, Артём? Мне. Мне тяжело. Я работаю на двух работах. Я живу с человеком, который не способен сказать своей маме слово «нет». Я тяжело переживаю тот факт, что из тех двухсот тысяч, которые мы накопили за два года, сто пятьдесят ушло твоей маме на новый холодильник, «который красивее смотрится на фоне стены».
Артём криво усмехнулся.
— Ты утрируешь. Это же временно.
— Временно, говоришь? — Мария вдруг громко захохотала. — Я тебе сейчас расскажу, что такое временно. Временно — это когда ты лежишь в коме неделю. А когда это десятый год, это уже кома хроническая.
Чайник щёлкнул, закипев. Мария вылила воду в раковину — пить перехотелось.
— Ну, Мариш… — Артём потянулся, попытался взять её за руку, но она резко отдёрнулась.
— Не Маришкай меня. Что она опять придумала? Новая плазма? Или ей не понравился цвет натяжного потолка?
Он помялся. Потёр затылок. Вздохнул.
— Да ничего особенного… Просто… Она сказала, что ей нужно пятьдесят тысяч.
— На что?! — Мария вскинула руки. — Артём, вот прямо сейчас, вот здесь, присядь и расскажи мне, на что.
— Да ерунда… Она тут нашла санаторий хороший. Подешевле. В Кисловодске. Но надо внести предоплату.
— Санаторий?! — Мария схватилась за голову. — Санаторий, Артём?! У нас, напоминаю, ипотека на горизонте, а у твоей мамы санаторий!
Артём пожал плечами, мямлил:
— Ну, здоровье… Это важно.
Мария вытерла лицо ладонями. Было такое ощущение, что в квартире стало меньше воздуха. Намного.
— Слушай сюда, — она села напротив, ткнула пальцем в его колено. — Вот сейчас без истерик. Ты понимаешь, что мы за три года накопили только двести двадцать тысяч? Из которых половина ушла на «неотложные нужды» твоей мамы? Ты понимаешь, что я вкалываю по двенадцать часов шесть дней в неделю? Я вообще мужа вижу только на обложке паспорта и вечером, когда ты сидишь вот тут, в этом трениках, с планшетом, и жалуешься, что мама одна, а ты — жертва.
Он промолчал. Пальцем ковырял край старого пледа.
Мария встала, достала телефон, открыла приложение банка. Смотрела на сумму на счёте. 72 340 рублей. И то, только потому что премия вчера упала. Премия, которую она хотела положить на тайный счёт. Завтра.
Артём, словно почувствовав что-то, посмотрел в её сторону:
— Кстати… Ты же говорила, что премия должна была прийти. Пришла?
Мария закрыла телефон.
— Нет, — сказала она чётко. — Не пришла.
Он кивнул, но посмотрел подозрительно. И было понятно — Вера Николаевна уже его поднатаскала. Сыночек должен быть в курсе, что и сколько зарабатывает жена. А то мало ли — утаит.
— Ну, раз нет… — протянул он, будто ждал подвоха, — тогда… ладно. Но мама очень надеется. Я ей сказал, что, наверное, получится.
Мария почувствовала, как что-то внутри у неё отвалилось. Как старый, ржавый болт. С грохотом.
— Ты сказал что? — голос её стал ледяным.
— Ну… что, может, получится помочь.
Она молчала несколько секунд. Потом заговорила спокойно, даже ласково:
— Артём. Вот давай сейчас без скандалов. Ты мне скажи честно. Мы с тобой вообще одна семья? Или ты с мамой?
