Он засопел, замотал головой:
— Ну что ты опять начинаешь? Ты знаешь, что мама одна. Ты же понимаешь…
— Понимаю. Понимаю, что мы для тебя — это я, когда надо еду приготовить, и мама, когда надо деньги отдать.
— Не надо вот этого! Ты всегда начинаешь! Ты вечно всё утрируешь! Мама пожилой человек!
— Да она тебя переживёт, Артём! Она нас всех переживёт. На злость.
Он шагнул ближе, ткнул пальцем в стол:
— Ты неблагодарная! Она тебе тоже помогала!
Мария расхохоталась. Горько. Так, что голос дрожал.
— Да чем она мне помогала?! Тем, что занимала у нас тридцать тысяч на шторы на дачу, которые так и не вернула? Или тем, что ты таскаешь ей деньги с нашей зарплаты?
— Она твоя мать, Мария!
— Нет, дорогой, — она медленно подошла, встала прямо напротив него, почти нос к носу. — Она твоя мать. Моя — нет. И я ей ничем не обязана.
И тут дверь хлопнула. Сначала хлопнула внешняя — подъездная. Потом внутренняя — их.
— А вот и я, — раздалось с порога.
Вера Николаевна. В своей классической экипировке: клетчатое пальто, платок, завязанный по-старушечьи под подбородком, и неизменная хозяйственная сумка на колесиках, которая весила килограмм тридцать, не меньше.
— Я мимо шла… Думаю, зайду. Посмотрю, как вы тут. — Она уже скидывала пальто, бодро направляясь в кухню. — Чего грустные такие?
— Мама, ну ты чего… Ты бы позвонила…
— А чё звонить-то? Мы же семья! — бодро отозвалась свекровь. — Ты суп сварил? Или опять эта, — она бросила быстрый взгляд на Марию, — ничего не сделала?
Мария вздохнула. Медленно. Глубоко. Подошла к чайнику, налила себе кипятка. Без чая. Просто горячую воду. Руки дрожали.
— Ну что… — Вера Николаевна устроилась за столом, достала из сумки контейнер с подозрительного цвета салатом. — Я вот подумала. У вас там что-то премия, кажется? Можно как раз скинуться на санаторий. А я потом вам, может, верну. Ну, когда квартира сдастся. Или не сдастся. Пока не решила.
Мария поставила кружку на стол. Медленно. Очень медленно. Смотрела на свекровь, которая уже копалась в её холодильнике, крякала, открывая банки, щёлкала замками.
— А вы, Вера Николаевна, не думали… — начала она тихо, — что хватит?
— Чего хватит? — свекровь удивилась. — Ну ты скажи. Прямо скажи.
И Мария сказала. Прямо.
— Что хватит с нас. Вас. И всех ваших санаториев. Вы не семья. Вы — паразит на нашей шее.
В комнате повисла гробовая тишина. Даже холодильник замолчал. Даже кот, лениво лежащий в углу, поднял голову.
— Да как ты смеешь! — свекровь вскочила. — Да кто ты такая вообще! Да ты без моего сына…
— Без твоего сына я давно бы жила в своей квартире, — Мария рванула к комоду, где лежали её документы. — И, может быть, уже на даче в Сочи отдыхала, а не вкалывала на трёх работах, чтобы потом отдать всё вам на холодильники и санатории!
Артём метался между ними, как шустрый лабрадор между двумя хозяевами, не зная, кому лизнуть руку, чтобы не нарваться.
— Да успокойтесь вы обе! Да хватит уже!
Мария повернулась к нему, держа в руках папку с документами:
— Нет, Артём. Уже не хватит. Завтра я открываю счёт. Только на себя. А послезавтра — подаю на развод.
И вышла в коридор, стуча каблуками.
Вера Николаевна осталась стоять посреди кухни с банкой оливье в руке и с круглым, как эта банка, лицом.
А Артём стоял. И молчал.
И в первый раз в жизни понимал: что-то пошло не так.
Мария сидела в банке. Рядом — строгая дама в очках на цепочке, аккуратно постукивала длинными ногтями по клавиатуре. За окном моросил мокрый снег, который в июле, в Москве, выглядел бы странно, но здесь, в родном Подмосковье, в апреле — вполне привычно. Такая вот погода: то ли весна, то ли снова осень.
— Значит, одобрение у вас есть, — подытожила дама. — По доходам вы проходите. Но вам нужен первоначальный взнос…
— Семьсот тысяч. Я знаю.
— Да. Ну, или чуть меньше, если берёте квартиру попроще.
— А попроще — это где? На Марсе?
Банковская сотрудница улыбнулась дежурно:
— Почти. В Солнечногорске есть студии по пять миллионов. Правда, рядом полигон, но шум только днём.
Мария закрыла глаза. Мечта о квартире начинала приобретать отчётливые очертания… бетонного забора, промзоны и вида на теплотрассу.
Телефон завибрировал. Артём. Пятый раз за день.
Она выключила звук. Думала: перезвоню. Когда-нибудь. В следующей жизни.
— Ну что, оформляем? — дама в очках уже начала печатать.
Мария не ответила. В голове крутилась одна мысль: с деньгами — беда. Из общей копилки, которая вроде как была «на двоих», осталась та самая премия — семьдесят две тысячи. Остальное? Ну, спасибо Вере Николаевне за холодильник, санаторий и «непредвиденные расходы».
