— У нас же скоро вторая годовщина. И… родители предлагают — ну, ради спокойствия, ради будущего — чтобы мы немного пересмотрели наш образ жизни. Ты могла бы, ну, на время продать свою квартиру. Всё равно вырученные деньги сейчас вложить в жильё побольше. Пожить с ними временно — пока мы ищем своё. Ну, ты же понимаешь, как они переживают. Им тяжело тебя принять, пока ты… такая… яркая.
Как вулкан перед извержением.
— Сейчас. Секунду. Повтори. Ты хочешь, чтобы я продала квартиру, в которой живу десять лет, которую я купила сама, вложив каждый чёртов рубль, а потом… переехала к твоим родителям?
— Да пошёл ты, Денис.
— Это ты не начинай. Ты просто… ты не понимаешь, да? — она повернулась к нему, и в глазах её уже не было слёз. Только лёд. — Им не нравится моя профессия. Моя манера говорить. Мой уровень образования. Мои кольца. Мои слова. Им не нравится, что я — я. И ты… ты решил меня отдать на перевоспитание?
— Нет! Просто… я в тупике. Они всё время давят, а ты — взрываешься. Я между двух огней.
— А я? — Ульяна подошла вплотную. — А я в этом где? Я — не огонь. Я человек. С бизнесом, со своими деньгами, своей жизнью. Я не девушка с курса физики, которую мама твоей одобрила бы. И я не собираюсь быть. Скажи мне честно, Денис. Ты бы предпочёл, чтобы я сдалась?
На следующее утро Ульяна проснулась первой. Встала, сварила кофе, молча оделась и пошла в комнату, которую называли «кабинетом». На самом деле — это была её маленькая крепость. Там стояли полки с материалами, стол, ноутбук, коробки с заказами. Она провела там три часа. Написала поставщикам. Перевела аванс. Составила план на следующий квартал.
А потом — достала чемодан.
Старый, потёртый, но ещё крепкий. В него она складывала не только одежду. В него она паковала свою усталость, своё разочарование и остатки любви, которая слишком быстро вянет без уважения.
— Ты куда собралась? — Денис вошёл, как будто забыл постучать. Как всегда.
— Я съезжаю. Пока что — в апартаменты у центра. Потом, может, за границу на пару месяцев. Мне предложили мастер-класс в Праге. Я думала отказаться. Но теперь, знаешь, мне кажется — надо поехать. Ты тут разбирайся. Со своей жизнью. И со своей мамой.
Он стоял с открытым ртом.
— Это из-за квартиры?
— Это из-за всего, Денис. Из-за того, что я — всегда лишняя. В ваших разговорах. В ваших планах. В твоей жизни.
— Нет, ты просто мной пользуешься. А это не одно и то же.
Она поцеловала его в щёку.
Такси приехало быстро. Ульяна села, положив чемодан рядом. Водитель спросил:
— В свободу, — ответила она.
— Ну вы хоть доедете торт, — голос Галины Павловны разрезал воздух, как нож для слоёного. — Или вам, Ульяна, и сладкое не по чину?
Тостов было уже четыре. Все — от интеллигентных людей: про науку, про ценность традиций, про то, как «женщина украшает мужчину, если умеет быть гибкой». За столом сидели коллеги Виктора Андреевича, старая соседка, которая когда-то преподавала в институте, и двое с хрустальной чёткостью: родственники с кафедры философии.
И Ульяна. В красном платье. В своём.
— Я сладкое не люблю, — спокойно ответила она, отпивая воду. Не шампанское. Не домашнюю настойку, которую пыталась всучить ей соседка. Только воду. Чтобы не подавиться.
— Ну, конечно, — протянула Галина Павловна. — У вас всё не как у людей. То кофе без сахара, то замужество без диплома.
