Когда Миша приехал, я надеялась, что это максимум на выходные. Но когда через неделю он заявил, что «купил тут дешёвый абонемент в спортзал», я поняла: человек обустраивается.
И пока я работаю — сижу ночами с заказчиком из Канады — днём в доме ходят, топают, швыряют мокрые полотенца, устраивают семейные разговоры на тему «а почему Ленка такая нервная». Иногда они шепчутся. Иногда просто молчат, но так, что я чувствую: обсуждают.
А Андрей… Андрей всё тише. Он как будто и не живёт тут, а ходит между мной и ними, как буферная зона. Сначала пытался объяснять, потом просто избегал разговоров. И я его понимаю. Потому что я сама уже устала от того, что каждое утро в ванной — очередь. Что в холодильнике всегда чей-то салат. Что мой дом — это больше не мой.
— Я думаю, нам надо поговорить, — сказала я вечером, когда все улеглись. Мы с Андреем вышли на террасу, я наливала себе бокал вина, он — как всегда — травяной чай.
— О чём? — спросил он, не поднимая глаз. Стал похож на собаку, которую только что поругали за тапки.
— О том, что я больше так не могу. Это мой дом. И я не хочу в нём жить в коммуналке. Мне не 25, чтобы делить пространство и терпеть.
Он посмотрел на меня, как на учебник по физике. Сложно, скучно и непонятно, зачем это всё.
— Ты хочешь, чтобы я выгнал свою мать?
— Нет, — сказала я и поставила бокал на перила. — Я хочу, чтобы ты решил, ты живёшь со мной или с ними. Я не против, чтобы кто-то приехал на день-два. Но они живут тут. Месяц. Без конца. С претензиями. С комментариями. С запахом Валентиновских капель на подоконнике.
И в этот момент где-то в доме что-то грохнуло — кажется, Светлана уронила утюг.
— Всё. — Я поднялась и пошла внутрь. — Всё, Андрей. Я не буду жить в этом балагане.
— Может, тебе и правда надо немного уехать? Отдохнуть.
— Это ты сейчас что сказал?
— Ну просто… чтобы ты… пришла в себя. Ну… помолчала. Мама говорит, ты раздражительная стала, — добавил он тихо, как будто оправдывался не передо мной, а перед кем-то невидимым.
А я молча подошла к спальне, открыла шкаф, вытащила чемодан. Задумалась. И… нет, я не стала собирать вещи.
Я вышла в гостиную, посмотрела на Мишу, который развалился на диване с ноутбуком.
На Свету, которая расчесывала волосы и смотрела свои сторис на телефоне.
На Валентину Григорьевну, которая вязала носок и тихо, но с укором покачивала головой.
— Послушайте, — сказала я громко. — Все. Завтра вы уезжаете. Все. Без исключения. Это мой дом. И я не спрашиваю разрешения.
Тишина была такой, что даже комар на стене затих от страха.
— Леночка, ты что… — начала свекровь.
— Утром. Такси. До автостанции. А дальше — как хотите. Но тут вам больше не курорт.
Я пошла спать. В спальню, с закрытой дверью.
И да, я впервые за месяц выспалась.
Утро началось с гробовой тишины. Подозрительной. Знаете, как в фильмах: когда всё слишком спокойно — жди беды. Только у нас беда выглядела как Света, стоящая на кухне в моём халате и жарящая яичницу. Смущённой она не выглядела.
— Доброе утро, — сказала она, даже не обернувшись. — Надеюсь, ты остыла.
— Остыла, — кивнула я, доставая из холодильника масло. — И холодильник, кстати, тоже остыл, потому что вы опять не закрыли дверь. Надеюсь, тебе будет вкусно без сыра и колбасы — я их выкинула.
Света вздрогнула, наконец обернулась.
— Ты что, совсем, что ли?
— Да, — ответила я с такой спокойной уверенностью, что сама себе позавидовала. — Совсем. Всё. Веселье закончилось. К полудню, чтобы никого не было.
