Оксане было тридцать восемь. И она думала, что после тридцати жизнь станет спокойной. Ну, знаете: дом, уют, муж на диване с пультом и словами «ты у меня самая», кошка на подоконнике и пельмени в морозилке — символ достатка. Но где-то на этом жизненном маршруте она свернула не туда. Точнее, не она — а свекровь её Валентина Петровна. Женщина с голосом пароходного гудка и таким чувством такта, что можно было ставить диагноз.
Утро началось как обычно: с грохота входной двери и запаха парфюма с нотой «дешёвый гнев».
— Ау! — прогудело с порога. — Это я, Валя! Надеюсь, вы не спите, как совы после пьянки?
Оксана закрыла глаза. Потом открыла. Потом снова закрыла. Нет, не помогало. Валентина Петровна действительно стояла в прихожей. Уже разулась. Уже вытащила из пакета «Дикси» какой-то подозрительный контейнер.
— Мы вроде не договаривались… — устало выдохнула Оксана, выходя в коридор.
— А что, нужно теперь записываться к собственной невестке, чтобы прийти? — возмутилась свекровь, откидывая шарф с таким видом, будто щас начнёт читать мораль в духе Станиславского. — Я пришла с добром. С капустными котлетами. Твоя диета — это же насмешка над здравым смыслом. Мужик у тебя вон уже насквозь похудел.
Оксана вздохнула. Иван, как раз сидевший в зале с ноутбуком, сделал вид, что его тут нет. Как в детстве, когда мама зовёт мыть посуду, а ты надеешься, что если замирать, то тебя не заметят.
— Добро, значит, — кивнула Оксана, — А тот факт, что вы вчера говорили, что «эта квартира пахнет одиночеством и просроченной заморозкой» — это тоже из добрых побуждений?
— Я так, по-доброму. В шутку. Ты же у нас девочка с чувством юмора, — мило улыбнулась Валентина Петровна, ставя котлеты на стол. — А вот Насте сейчас не до шуток. У неё беда. Её сократили.
— И? — опасливо уточнила Оксана, садясь на край дивана, как на мину. — Что теперь?
— А теперь она поживёт у вас. Временно. Пока всё не наладится.
Тишина была такая, что даже холодильник, похоже, замер в ожидании ответа. Оксана повернулась к Ивану. Тот делал вид, что рассматривает USB-порт, как открытие века.
— Иван? — тихо, но с угрозой в голосе. — Ты в курсе?
Он поднял голову, виновато пожал плечами.
— Мам, ну ты бы хотя бы спросила… — промямлил он, почесав затылок. — Мы с Оксаной как-то…
— Да что тут спрашивать?! — Валентина Петровна уже вспыхнула, как утюг на максимум. — У вас трёшка. Одна комната свободна. Или ты думаешь, мне приятно просить?
— Вы не просите. Вы приказываете, — холодно ответила Оксана.
— Что ты мелешь? — всплеснула руками свекровь. — Я же как лучше! Настя — моя дочь. И тебе, между прочим, как сестра. Да вы ещё подружитесь! У неё характер покладистый, она не такая злая и раздражённая, как некоторые.
— Ну да, — язвительно хмыкнула Оксана. — Сестра. Вчера на семейной встрече она назвала меня «гламурной пустышкой с ипотекой». Очень сестрински. Кстати, квартиру я купила до брака. На свои. Вы не забыли?
Тут Валентина Петровна сделала характерное движение: прищурилась, скрестила руки и начала покачиваться, как метроном. Это у неё было перед бурей.
— Ты, значит, считаешь, что Иван тебе должен быть благодарен до конца жизни? Что ты тут хозяйка?
— Я не считаю. Я ЗНАЮ. Потому что это моя квартира. Тут только два имени в документах: моё и банка. Ни тебя, ни Насти там нет, — спокойно, но с нарастающим напряжением произнесла Оксана.
Иван поднялся, будто почувствовал, что сейчас будет громко. Подошёл к ним, развёл руками, как миротворец:
— Девочки, давайте спокойно. Мам, Оксане просто нужно время. Это неожиданно…
— Неожиданно?! — вспыхнула Валентина Петровна. — Ты вообще слышал, как она со мной разговаривает? Ты мужчина или комнатный цветок?! У неё характер, как у жены Жириновского — вечно недовольна и орёт! А ты сидишь и слушаешь!
