Она закрутилась — позвонила сестре, потом соседке-Любе («Люба, я тут пирожки пеку… Заходи ближе к вечеру!»), потом дочери. Через час квартира гудела напоминаниями — сколько гостей поместится, какой чай лучше, какие фото можно повесить на стену для коллажа.
Вечером Тамара выложила на своей странице в интернете фото — праздничный стол, цветы, за окнами — ночь, а посередине: «Мой новый этап. Живу для себя. Спасибо всем, кто рядом!»
В доме пахло чаем и корицей, гости стёсанно смеялись: кто-то вставал танцевать под «Старые песни о главном», кто-то спорил о маринованных огурчиках, а кто-то уже прослезился под тост Вериной соседки — от избытка чувств, от освобождения, от того, что к Тамаре вдруг пришёл её собственный праздник.
Тамара не могла поверить, каким может быть этот вечер. Её сердце, ещё недавно сжавшееся до невидимой точечки, словно расширилось, наполнилось теплом. Вот Вера — вся в браслетах, хохочет, машет то бокалом, то ложкой; вот племянница Настя присылает селфи с Тамарой: «Моя любимая тётя!»; вот соседка Люба неожиданно для всех исполняет песню на гитаре.
И среди радости вдруг кто-то резко позвонил в дверь.
Тамара от неожиданности подняла брови — не ждала больше никого. Подружки слегка притихли.
— Открою, — шепнула она кому-то невидимому, будто просила разрешения у самой себя.
— Открой, Тома, потом расскажешь, — поддержала Вера с кухни.
За дверью возвышался он — Владимир. Постоял, переминаясь, виновато смотрел в пол, будто мальчишка, которого застукали на горячем.
Тамара стояла перед ним — не сгорбленная, не в халате с затёртым подолом, а в яркой кофте, с живыми глазами, с подружками и смехом за спиной.
— Здравствуй, Володя, — сказала она просто и спокойно.
— Тамара… я думал… ты будешь одна.
В коридоре показалась Вера с подносом пирожков.
— О, к нам новый гость! С новосельем, — хмыкнула она и, бросив на Тамару подбадривающий взгляд, ушла обратно к столу.
Владимир нервно оглядывал толпу, глаза метались — у каждого в комнате были свои заботы, но на несколько длинных секунд все взгляды встретились в одной точке.
— Я хотел бы поговорить, — пожал он плечами, смущённо.
Тамара кивнула — шагнула к нему ближе. Но не в прихожую, не в тень, а на глазах у всех их, кто был сегодня её настоящей поддержкой.
— Мне нечего обсуждать, Володя. Я больше не та женщина, с которой ты можешь просто так разговаривать. Можешь присоединиться к чаю с пирогами. А про чувства… говори с бывшей женой.
В её голосе звучала смесь покоя и решимости, которой она так долго ждала от себя самой. В одну секунду Тамара поняла: никто не может предать её, кроме неё самой. Только она решает — кем быть завтра, чем улыбаться, с кем делить вечер пятницы. В комнате снова раздался звонкий смех. Настя выкрикнула:
