Когда его выписали, врачи запретили физические нагрузки. Елена сама приезжала за ним, возила на дачу. Он сидел в кресле на веранде, давал советы, а она работала за двоих.
— Неудобно как-то, — смущался он. — Вы со мной как с маленьким…
— Ничего, — отвечала она. — Вы меня столькому научили. Теперь моя очередь.
В октябре, когда дачный сезон подходил к концу, они сидели на веранде и пили чай с яблочным пирогом, который испекла Елена.
— Знаете, — задумчиво произнес Сергей Михайлович, глядя на падающие листья, — я ведь тогда, два года назад, думал продать свою долю. Испугался вашей реакции, решил – не стоит оно того…
Елена удивленно посмотрела на него: — А почему передумали?
— Да вот, посмотрел на вас и вспомнил себя в молодости. Я ведь тоже когда-то все больше по науке да по книгам… А потом понял: жизнь-то она в простых вещах. В том, как дерево пахнет, как цветы распускаются, как закат разгорается…
Он помолчал, потом добавил: — И знаете, что самое удивительное? Нас с вами эта дача будто специально свела. Вроде и причина была нехорошая, а вышло… — он запнулся, подбирая слова.
— По-человечески вышло, — подсказала Елена.
— Именно! — оживился он. — По-человечески. Я ведь, когда жена умерла пять лет назад, думал – все, доживать буду. А тут… — он обвел рукой двор, — Тут жизнь совсем другая началась.
Елена смотрела на него – седого, мудрого, родного уже какого-то – и думала о том, как странно все складывается. Не зря говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло.
— Сергей Михайлович, — вдруг сказала она. — А давайте я вас возить буду? На дачу, в город, куда надо. Все равно одна езжу, а вам с общественным транспортом сейчас тяжело…
Он растроганно поправил очки: — Что вы, Леночка, не стоит…
— Стоит, — твердо сказала она. — Мы же теперь вроде как семья. Дачная.
…Прошла зима. Сергей Михайлович окреп, хотя врачи по-прежнему советовали беречься. Елена возила его по больницам, в магазины, помогала по хозяйству. Его дочь, занятая маленькими детьми, была благодарна за помощь.
Весной они снова стали ездить на дачу. Теперь уже не каждые выходные – Сергей Михайлович уставал быстрее. Но эти поездки стали для обоих настоящим праздником.
Как-то раз, в конце мая, они сидели на крыльце. Сергей Михайлович смотрел, как Елена подвязывает розы, и вдруг сказал: — А знаете, Леночка, я ведь завещание написал. На вас.
Она замерла с секатором в руках: — Что?
— Да-да, — он улыбнулся. — Свою долю дачи завещал вам. Дочка не против, у нее своя квартира, дети в городе учатся… А вы… Вы тут душу вложили. Да и правильно будет, если дача целиком вашей станет. Как при отце было.
Елена почувствовала, как к горлу подступают слезы.
— Ну что вы… — она села рядом с ним. — Зачем об этом… Вы еще сто лет проживете!
— Дай-то Бог, — он похлопал ее по руке. — Но порядок есть порядок. Хочу, чтобы вы знали – дача в надежных руках будет.
Они помолчали. Пели птицы, жужжали пчелы над цветущей сиренью, легкий ветерок шелестел молодой листвой.
— Знаете, о чем я часто думаю? — тихо сказала Елена. — Вот говорят – нет худа без добра. Я тогда так обиделась на маму, так злилась… А ведь если бы не она, не встретила бы вас никогда. И дача бы совсем другой была.
— И жизнь другой была бы, — добавил он.
— Да, — она улыбнулась. — Жизнь тоже.
Вечером, вернувшись в город, Елена позвонила матери: — Мам, приезжай в следующие выходные на дачу. Сергей Михайлович шашлыки обещал приготовить. Посидим, повспоминаем…
В трубке повисла пауза, потом мать тихо сказала: — Спасибо, доченька.
