— Мама, мы так решили. Тебе одной трёхкомнатная квартира ни к чему.
Лариса Михайловна вжалась в спинку стула, крепче сжав руки на коленях. Четверо её детей сидели напротив, за тем самым кухонным столом, за которым она когда-то кормила их супом и слушала школьные рассказы. Теперь они сидели с бумажками в руках, деловитые, собранные. Взрослые. Решительные.
— Это не обсуждается, — продолжила старшая, Наталья. — Квартира уйдёт на благо семьи. У Саши ипотека, у Тани двое детей, Паше вообще негде жить. А ты будешь в тепле и покое.
— В каком таком «покое»? — Лариса Михайловна нахмурилась. — Ваша деревня — это не покой, это богом забытая дыра!
— Это наш дом, — вмешался Паша. — Мы с Ольгой туда уехали, там нормально. Чистый воздух, соседи дружные.
— И магазинов нет, и больницы нет, и автобуса тоже!
— Мам, хватит, — отрезала Наталья, откладывая бумаги. — Дом хороший, ремонт сделаем.
— Это вы там ремонт сделаете? — Лариса Михайловна усмехнулась. — Или я сама буду доски на крышу таскать?
— Да что ты начинаешь?! — вспыхнула Таня. — Мы же ради тебя стараемся! Ну хочешь — приезжай в гости, посмотри.
— А если не хочу?
Повисла пауза. Дети переглянулись. Было ясно, что её мнение здесь уже ничего не решает. Всё было подписано, обговорено, распределено. Её собственную квартиру раздербанили, словно кусок торта за семейным ужином, где мать — всего лишь усталый официант, забытый на кухне.
— Так, — Наталья поднялась. — Всё, мама, не упрямься. Мы уже собрали вещи.
Она кивнула в сторону прихожей, где стояли чемоданы. Лариса Михайловна опустила глаза. Значит, они не просто обсуждать пришли, а ставить перед фактом.
— Вы меня отправляете подыхать в деревню, — медленно произнесла она.
— Мам! — возмутилась Таня.
— А что?! Вы что, всерьёз думаете, что мне там будет хорошо? Я родилась в этом городе, жила здесь всю жизнь!
— Ты там отдохнёшь, мамочка, — уже мягче сказал Паша. — Представь: утро, птички поют, свежий воздух. Своя грядка, крыльцо, яблоня в саду…
— Ты вообще меня слышишь? — Лариса Михайловна повысила голос. — Я не хочу никакие грядки!
Но её уже никто не слушал.
***
Дорога заняла четыре часа. Паша и Наталья везли её на своей машине, в багажнике тряслись пакеты с вещами. Лариса Михайловна смотрела в окно и всё сильнее ощущала себя лишней.
Они даже не спросили, чего она хочет. Просто решили и всё.
Где-то внутри теплилась надежда, что деревня окажется хотя бы сносной. Она помнила этот дом: старенький, но крепкий, когда-то принадлежал родителям зятя Паши. Они умерли несколько лет назад, и с тех пор там никто не жил.
«Если они хотя бы сделали ремонт…»
Но надежда умерла, стоило им въехать в деревню.
Дом стоял, накренившись, крыша явно требовала замены. Калитка держалась на честном слове, дорожка к крыльцу заросла сорняками. Окна выглядели серыми, мутными, ставни — облупившимися.
— Вот, — бодро сказал Паша, припарковав машину. (продолжение в статье)
— Он просто так не мог воспылать чувствами к сыну… Ему что-то нужно…, — задумчиво произнесла Вероника, глядя мимо Алексея.
— Ты его лучше знаешь, конечно, но, может, всё не так страшно? — откликнулась мужчина.
Казалось, что Веронику и Ярослава не связывало ничего общего.
Она — девушка из интеллигентной семьи, отличница и скромница.
Он — парень, которого воспитывала пьющая мать, троечник и хулиган.
Тем не менее, когда Ярослав появился в школе, они стали встречаться.
После школы парень отправился в армию, а девушка поступила в университет. Она ждала любимого — после его возвращения пара собиралась пожениться.
Но срок службы закончился, а Ярослав не вернулся.
— Я решил остаться здесь, на Севере. Заработаю денег и вернусь, — говорил Ярик любимой по телефону.
— Но мы же хотели пожениться…, — Ника совсем не обрадовалась.
— Котёнок, потерпи. Я же для нас стараюсь, чтобы можно было и свадьбу сыграть, и хотя бы первое время не нуждаться.
Вероника ждала, но любимый звонил всё реже, а затем и вовсе перестал выходить на связь.
Приехал неожиданно, без денег — сказал, что его подставили с зарплатой.
Ника была так рада возвращению Ярика, что тут же простила ему и долгое молчание, и отсутствие денег.
Скромную свадьбу они всё же сыграли на деньги родителей невесты. Поселились в маленькой двухкомнатной квартирке, которая досталась Веронике от бабушки.
Им помогали родители жены, иногда муж приносил откуда-то деньги.
— Ярик, ты на работу устроился? — спрашивала Ника, в очередной раз принимая от мужа небольшую сумму.
— Ой, да калым подвернулся, с ребятами заработали немного, — объяснял супруг.
— Только не влезь, пожалуйста, в криминал, — просила Ника. Она ещё помнила, как в школьные годы парня как-то чуть не посадили за угон машины.
— Не переживай, всё под контролем.
Вероника едва успела окончить университет, как выяснилось, что она беременна.
Вовка родился в срок, рос на редкость здоровым и спокойным мальчишкой.
Ника спокойно оставляла его со своими родителями, чтобы выйти на подработку.
Ярослав так и не нашёл постоянное место — всё придумывал, как бы ему разбогатеть, ничего не делая. (продолжение в статье)
— Ты оформила квартиру только на себя? — голос Алексея звучал так, будто я подписала приговор его бабушке. Хотя бабушка давно на кладбище.
Я молчала. Даже не потому, что не знала, что сказать. Просто знала, что что бы я ни сказала — будет плохо. Тупик. Тупик с занозой.
На кухне пахло жареным луком и обидой. Я, как дура, стояла в фартуке с выцветшими пчёлками и перемешивала поджарку в старой сковородке, которую свекровь привезла к нам в прошлом году с гордостью, как святыню: «Это ещё отца моего с фронта с ней встречали!» И теперь она у нас живёт. Сковородка. Хотя и мать Алексея живёт тоже, к сожалению.
Алексей, в трениках и футболке с расплывшейся надписью Iron Man, сидел за столом, будто на допросе. Уперся руками в край и смотрел в пол.
— Анна… Ну ты же понимаешь, как это выглядит. Мы женаты. У нас семья. А ты берёшь и оформляешь квартиру на себя, — голос его дрожал. Не от эмоций. От подлой уверенности, что прав.
Я выключила плиту. Взяла ложку, положила на край раковины. Потом посмотрела на него. Не моргнув.
— Понимаю. Я беру деньги, которые оставила мне тётя Валя. Моя родная тётя. И покупаю на них квартиру. Свою. На себя. Всё логично.
Он поднял на меня глаза. Знаете, вот эти глаза, которые делают вид, что они добрые, а на самом деле просто тупо растерянные.
— Мы же семья, Ань. Ты что, не доверяешь мне?
— Не доверяю, Лёша. — Спокойно. Сама удивилась, как без нервов это прозвучало. — И не твоей маме. Особенно ей.
— Мам тут при чём? — поднялся. Молниеносно. Стул чуть не рухнул. — Она просто хочет, чтобы у нас всё было по-честному.
Я засмеялась. Громко. С надрывом. Наверное, даже немного страшно.
— По-честному? У неё? У женщины, которая из моего борща соль вымывает и в баночку сыплет, чтоб не тратиться? Это у неё честно?
Он хотел что-то сказать, но в этот момент на кухню, как по сценарию, вошла она.
— Я слышу, слышу… Соль… Ну да, да, я экономная, не из тех, кто с наследства себе личные квартиры покупает! — Мария Ивановна, как всегда, без прелюдий. В домашнем халате с леопардом и бигуди в волосах. Её дежурный боевой наряд.
— Хорошо, что хоть тётя Валя тебя не знала. А то ещё бы ей квартиру оформили.
— Анна! — Алексей уже перешёл на повышенные тона. — Это уже перебор. Мам, выйди, пожалуйста. Я сам поговорю.
— Не надо, Лёшенька, я уж выслушаю. Раз меня тут обсуждают, то пусть и с лицом. А не за спиной.
Я отодвинула табурет ногой и села. Вздохнула. Глубоко.
— Хорошо. Тогда слушайте оба. Наследство моё. Деньги — мои. Квартира — моя. Брак наш с тобой — пока. Но, если вы вдвоём собираетесь из меня делать дурочку — закончится быстро.
Мария Ивановна всплеснула руками, как в плохом спектакле:
— Она нам угрожает, слышишь? Угрожает! Своему мужу! Который, между прочим, восемь лет рядом с ней, не гуляет, не пьёт, мать свою к ней привёз — заботится! А она! Квартиру от нас прячет!
— Не от «нас», а от тебя, — буркнула я и встала. — Я в этой квартире жить хочу. Одна. Без табора.
Наступила тишина. Та самая, гробовая. Даже холодильник перестал гудеть.
Алексей посмотрел на меня, как будто я только что отрезала ему ногу.
— То есть ты нас выгоняешь? — медленно произнёс он, будто проглатывая ядовитую кость.
— Нет. Я ухожу. — Я сняла фартук, аккуратно сложила и положила на спинку стула. — Завтра еду оформлять сделку. Потом — переезд. (продолжение в статье)