Марина открыла дверцу холодильника, хотя ничего оттуда и не собиралась брать. Просто нужно было на пару секунд остановиться перевести дух и выровнять дыхание. Но вместе с этим вдруг нахлынуло воспоминание — четкое, болезненное, как будто это было вчера.
В тот день стояло солнце, такое яркое, что в объективы камер на улице было сложно было смотреть. Марина держала на руках крошечную Алису, завернутую в одеяльце с ярким розовым бантом. Рядом стоял Андрей, счастливо улыбаясь, и их фотографировали друзья и родные. Цветы, подарки, фразы «Поздравляем!» и «Какая красавица!» сыпались со всех сторон. Марина была уставшая, но безмерно счастливая — в ее руках была целая вселенная.
И тут к ним подбежала запыхавшаяся Зинаида Петровна, которая пришла на двадцать минут позже оговоренного времени.
— Господи, я думала, вы еще не вышли! Ну давай мне Машеньку на руки, — без всякого приветствия она потянулась к ребенку.
— Кого? — опешила Марина, машинально прижимая дочь ближе к себе.
— Машеньку, конечно! Мы с Андрюшей уже все решили — в честь моей бабушки назовем! — с гордостью выдала свекровь.
Марина посмотрела на мужа. Тот виновато отвел взгляд.
— Ее зовут Алиса, — твердо и громко произнесла она, чтобы услышали все.
— Что?! — глаза Зинаиды Петровны расширились. — Да ты хоть Андрея спросила? Мы еще до твоего появления договорились с сыном, что он свою дочь назовет Машей!
— Это моя дочь, а не ваша. И мы с Андреем решили назвать ее Алисой. И ничего менять не собираемся.
Повисла тишина. Кто-то кашлянул, кто-то сделал шаг в сторону.
— Да это вообще, может быть, и не его ребенок! — с неожиданной яростью выпалила Зинаида Петровна. — Я видела, как ты с другими мужиками флиртовала — и до беременности, и во время нее. Вот и родила неизвестно от кого!
Словно кто-то вылил ведро ледяной воды на Марину. На мгновение она онемела, и первой заговорила ее мать, Анна Григорьевна, стоявшая рядом.
— Ты что себе позволяешь?! — ее голос был громкий, как у школьной учительницы, — Ты в своем уме вообще? Прямо на выписке устраивать такие ужасные сцены?!
— Я хочу как лучше для моего сына! — завопила свекровь, начиная плакать. — А меня никто не слышит!
— Потому что вы сошли с ума, — уже спокойнее ответила Марина. — Моя дочь — это не ваша игрушка. И да, с сегодняшнего дня, держитесь от нас на расстоянии.
Зинаида Петровна развернулась и ушла, не попрощавшись.
Марина закрыла дверцу холодильника и снова вернулась за стол. Взгляд ее был спокойным, а лицо непроницаемым. А внутри вспыхивало все то, что она так долго терпела.
Свекровь, тем временем, хмыкнула:
— Ну вот что ты вставала? Или просто решила показать, кто тут хозяйка?
— Просто вспомнила одну сцену, — спокойно сказала Марина, усаживаясь обратно. — Как вы Машеньку искали у роддома.
Зинаида Петровна прищурилась и внимательно посмотрела на невестку, но ничего не ответила.
Все пообедали. Зинаида Петровна доела свой лаваш с колбасой, облизала губы, аккуратно вытерла рот салфеткой и, оглядев стол, с выражением обиды спросила:
— А что у нас с чаем и тортом?
Марина, уже встав из-за стола, начала собирать тарелки, даже не обернулась:
— На даче мы не едим тортов. Слишком жарко, да и не принято. А чай — пожалуйста, если компота вам не хватило.
Последнюю фразу она произнесла с холодной вежливостью, которая, как ни странно, задела свекровь куда больнее любого крика.
— Понятно, — процедила та, поднимаясь со скрипнувшего стула, будто ей нанесли личное оскорбление. — Не ждали, не готовили, и даже чаю трудно было налить.
Она пошла в сторону веранды, где сидел Андрей, уткнувшийся в телефон. Заметив мать, он машинально поднял взгляд.
— Сынок… — начала она с надрывом. — Я чувствую себя здесь лишней. Вот прямо телом ощущаю, как мне тут не рады. Марина меня игнорирует, внучка грубит. А ты… — она сделала театральную паузу, — ты сидишь и молчишь. Уж лучше тогда отвези меня домой. Разве я заслужила такое отношение?
