Я молчал. Просто молчал. Потому что… ну а что тут скажешь?
Я сидел в машине, на парковке перед офисом, в одной руке кофе, во второй — телефон, а в ухе — брань. Громкая, злобная, на надрыв. Материнский.
— Она при всех молчала! При всех! — продолжала она. — Мариночку, мою девочку, твою сестру, облили грязью! А она — стояла, как рыба! Ни слова! Ни звука! Хоть бы рот открыла! А зятя вообще чуть не уволили из-за этой стервозной твоей Кати! А ты? Ты где был?
— На работе, мама. У меня митинг был. Три клиента и два провала. Прости, что не уследил за международным скандалом на дачном застолье, — устало сказал я, потерев лоб.
— Не ерничай! — заорала она. — Ты муж! Ты глава семьи! Ты обязан разбираться, когда твоя жена позорит нас всех!
Вот и всё. Дальше началась старая, затёртая до дыр пластинка: «Ты с ней стал другим».
«Она тебя от нас отдалила».
«Ты и раньше был упрямым, но теперь — вообще без души». И, конечно: «Раньше у нас в доме был порядок».
Ага. Порядок. Типа того, когда Мариночке покупали золото, а мне — кроссовки на размер больше. Когда мне говорили: «Терпение — это сила», а Марине — «Тебе просто надо выйти удачно замуж».
Я положил трубку. Не бросил, не хлопнул — просто медленно, как выключаешь звук. Уткнулся лбом в руль и выдохнул.
Честно? Я знал, что будет война. Как только Катя — моя жена — открыла рот в тот день. На дне рождения отца. Когда все собрались за столом, всё шло тихо, как обычно — и тут Марина влезла. Своим фирменным: — Ну ты же не работаешь, Катюша. А от тебя столько претензий, как будто ты нашу семью содержишь.
Катя поставила вилку. Посмотрела на неё спокойно. И сказала: — Я не обязана работать на износ, чтобы доказать вам, что достойна. А что касается семьи — это ведь не ваша семья. Это моя тоже.
Тишина. Те самые пять секунд, когда все боятся шевельнуться. А потом — взрыв. Зять полез с нравоучениями, мать с фразой «а ты кто такая, чтобы рот открывать», а Катя просто встала и ушла. Без крика. Без скандала.
Я остался. Досидел. Потому что знал — начнётся ещё хуже, если уйду. И всё равно… Началось.
Теперь вот мама требует, чтобы я «открутил ей голову». Чтобы я доказал, чью сторону выбрал.
Как будто я — это их собственность. Как будто не человек, а залог верности. «Если сын выбрал нас — значит, жена не права. А если выбрал её — он предатель».
Я пришёл домой поздно. Катя уже лежала. Не спала. Просто смотрела в потолок.
Я сел рядом. И сказал: — Мам звонила.
— Понятно, — тихо. Даже не иронично, не устало — просто… как будто это всё уже было сто раз.
— Ты… извини, — добавил я.
Она села, облокотившись на подушку. — За что?
— За это всё. За них. За то, что снова тебе досталось.
Катя усмехнулась. — Не извиняйся за то, что ты не сделал. Просто… пожалуйста, не пытайся усидеть на двух стульях.
Я не ответил. Потому что… я всё ещё пытался.
